Потом я стал думать о моих дочерях, об их замужестве и нарядах, велел купить черную одежду, мула и раба и отправился к аль-Мамуну в день торжественного выезда. Меня провели к халифу, и я приветствовал его. Тогда мне указали место среди других судей. Затем аль-Мамун извлек из-под молитвенного коврика какой-то документ и передал его мне, говоря, что назначает меня судьей западной части города. “Это, — сказал он, — моя бумага о твоем назначении, и бойся Аллаха! Я распорядился, чтобы тебе ежемесячно выплачивали определенную сумму”.
Абу Хассан занимал эту должность, пока аль-Мамун был на престоле.
(3, 93, 136) Вот что рассказал мне мой отец:
— Моя первая должность — кади в Аскар Мукраме, Тустаре, Джундишапуре, Сусе и прилегающих к ним землях. А назначил меня туда кади Абу Джафар Ахмад ибн Исхак ибн аль-Бухлуль ат-Танухи. Мне тогда шел тридцать третий год, поскольку произошло это в 311 году[29]
, а я родился в зу-ль-хиджже 278 года[30]. Когда Абу Джафар вручал мне документ на занятие должности, он обязал меня бояться Аллаха всемогущего и великого и дал всевозможные наставления, касающиеся моих обязанностей и дел, как мирских, так и духовных. Он также приказал выдавать мне его жалованье, которое он получал от местного правителя, в чьи обязанности входило содержать кади.Простившись с ним, я встал, чтобы уйти, но он велел мне сесть, говоря: “Я забыл сказать тебе нечто очень важное”. Когда мы сели, он продолжал: “Ты весьма достойный молодой человек, обладаешь множеством познаний, а отправляешься к людям злонамеренным, которые позавидуют твоему превосходству и будут стараться подловить тебя на чем-нибудь, если ты не угодишь им своим решением. И единственный способ для них принизить тебя будет указание на твою молодость и неопытность. Можешь не сомневаться, что они это сделают. Если ты скажешь правду, они услышат то, что им нужно, но ведь и лгать не годится. Поэтому ты не должен называть им свой настоящий возраст, но, когда тебя спросят об этом, скажи: „Еще нет сорока лет". Ибо даже если бы тебе было двадцать лет или и того меньше, ты все равно сказал бы правду, а называя эту цифру, ты обезопасишь себя. Ибо сорок лет — это „крепость"[31]
, вершина жизни и жизненного опыта. А если кто-нибудь не отстанет от тебя и спросит: „А сколько недостает до сорока?", ты отвечай: „Я не помню". Сделай вид, что ты вообще не знаешь этого, чтобы прекратить этот разговор и чтобы спрашивающий подумал, что ты забыл свой точный возраст”.Я уехал, и тут оказалось, что за время путешествия в моей бороде появился один седой волос. Когда я прибыл в аль-Ахваз, я постарался причесать бороду так, чтобы он был на виду, поскольку я им очень гордился. Меня встретил Мухаммед ибн Джафар ибн Мадан, человек почтенный, которому Абу Джафар поручил наблюдать за учреждениями, доходы с которых шли на благотворительные нужды. Абу Джафар написал ему, чтобы он встретил меня и принял с уважением.
Он выехал на берег реки и привел мне коня, на котором я доехал до приготовленного для меня жилища, потом он ежедневно посещал меня. Когда я захотел отправиться в свою провинцию, он сказал мне: “Я поражен достоинствами кади, да поможет ему Аллах! Сколько же ему лет?” Тут я вспомнил совет Абу Джафара и ответил: “Еще нет сорока”. — “А сколько недостает до сорока?” — спросил он. Я ответил: “Я не помню”. Он не усомнился в том, что я забыл свой точный возраст, и больше меня не спрашивал.
В наши дни мы видим совсем обратное. Я встречал в Багдаде двух кади из хашимитских проповедников, людей почтенных, один из них был знатнее и образованнее другого. Оба занимали высокие посты, но одному из них халиф поручал самые важные дела, и он считал себя достойным быть главным кади и добивался этой должности, но у него ничего не вышло. Они оба открыто красили бороды в черный цвет. Один из них — тот, кто менее возвысился, — отказался от этого за несколько лет до смерти. Второй же — он еще жив — так и продолжает красить бороду.
Мы молим Аллаха даровать нам красивое обличье, однако красить бороды в черный цвет позволительно только воинам, катибам и всем тем, кто не претендует на должность кади или на звание почтенного человека — им это непростительно.
(3, 94, 139) Вот что рассказал мне факих Абу-ль-Касим Абд ар-Рахим ибн Джафар ас-Сирафи, известный под именем Ибн ас-Саммак:
— Я был, — говорил он, — у кади Арраджана Абу Бакра Мухаммада ибн Ахмада ибн Али ибн Шахавайха, когда к нему явились два человека и один из них требовал с другого тысячу дирхемов. Кади спросил ответчика, но тот отрицал этот иск. Тогда он спросил истца, есть ли у него какие-нибудь доказательства. Тот ответил: “Нет, но вели ему поклясться”. Кади спросил ответчика, может ли он дать клятву. Тот ответил: “Истец приводил меня к кади, который был до тебя, и он взял с меня клятву относительно этих дирхемов”. Тогда кади спросил истца: “Что ты на это скажешь?” Тот ответил: “Да, он дал клятву, но она была ложной”. Тогда кади велел тяжущимся уйти, поскольку у него не было оснований для претензий к ответчику.