Как же, как же. "Сортир" просто невозможно было проветрить в этом климате. Пару раз они уже открывали все люки, даже вместе с аварийным лазом, но… Злые языки утверждали, что вонь после этой операции сделалась даже сильнее. Присутствие вечно потных мужиков и бессмертного дезинфекционного средства (производимого, похоже, из собачьего дерьма) приводило к тому, что в средине можно было выдержать, не облевав никого, только после длительных тренировок.
- Командир машины снабжения командиру Первого Клозета Жечипосполитей! – Вавржинович, хотя и полностью разбил им задние огни, явно веселился на всю катушку. – Эй, дерьмоныряльщики, вылезайте!!! Приехало пополнение и… доложилось вам прямиком в зад.
Все знали, что Вавржинович был явным стукачом отдела внутренней безопасности – строчащим отчеты сукиным сыном. Тем не менее, все его любили, потому что он делал замечательные фотки (не то что немецкими идиотенкамерами) и раздавал карточки, в связи с чем боевой путь "Сортира" был документирован лучше, чем у других. На гражданке стукач, должно быть, был профессиональным фотографом. Его снимки создавали легенду. Семьи солдат исходили пеной от восхищения в обратных письмах, видя своих "завоевателей" на останках тростниковых хижин, во время форсирования реки (Жук тогда чуть не утонул( или во время пацификации Пхеньяна. Снимки Вавржиновича часто появлялись в прессе, а ему самому даже удалось поменять у немцев три захваченных вьетнамских шлема на три ящика рейнского полу сладкого, так что, несмотря на свое доносительство, для экипажа он был человеком совершенно необходимым.
Жук не выдержал и первым выскочил через амуниционный лаз. Солдаты из этого мужичья были ни в дугу. Большинство, вроде бы добровольцы. Освобождаемые от барщины уже в возрасте двадцати лет… Но… Вишневецкий сам слышал, как Жук молился однажды вечером: "Господи Боже, за что же ты послал меня в это дерьмо? Сидел бы я себе спокойнехонько в сельском клубе или выглядывал конца барщины в комбайне… А здесь эти сволочи убьют меня в мои девятнадцать лет! Господи Боже, сделай что-нибудь так, чтобы что-нибудь раздолбало бы все это Войско Польское. Очень тебя прошу…"
- Имеется штурмовой нож и трое ушей, - услышали они из-за броневого борта.
- Нож американский?
- Ну.
- За него получишь водяры, сколько влезет. – Вавржинович и вправду был хорошим торговцем. Никто не вникал, сколько тот зарабатывал на этом сам. – А вот уши… Почему только три штуки?
- Ну, бля… Ну, того… У одного из них было только одно ухо!
- Ты, Жук… Сам торговать хочешь? Может, и немецкий язык знаешь?
- Да нет же, пан офицер, у него и вправду было только одно ухо… ну, урод…
- Ладно, давай…
Жук шморгнул носом.
- Оно, только… слиганца завонялись.
- Нормалек. Впиндюрю им и такие…. Блииииин… Юзеф-Мария! Ты чего, их в платке хранишь?... В кармане??? Господи-Боже, царю небесный… сунь-ка это говно в полиэтиленовый пакет… Я касаться не стану!
- Три чинука над холмом. – Из люка стрелка появилась голова Раппапорта.
- Чьи???!!! – одновременно крикнули Борковский и Вишневецкий. Американские чинуки использовались обеими воюющими сторонами.
- Вай мей… щоб я так знал…
Жук припал к своей противовоздушной пятидесятке.
- О, матерь Божья… Юзеф-Мария и сын их Иисус…
- Два чинука на одиннадцать часов! – доложил Ронштейн.
Лидылло подскочил к совмещенному орудию Гном-Роун.
- Я, блин, тебя…
- Вызывай вельтхальтеров!
Борковский занял место у командирской консоли.
- Прошу поддержку с воздуха, прошу поддержку с воздуха! – орал оруженосец Дембек в микрофон. – Где эти долбаные вельтхальтеры?
- Шестерка чинуков сбрасывает зайцев на два часа, - доложил Раппапорт.
- Вали их, Жук!!! – заорал Борковский.
Все-так, пяти десятка шикарно пела, даже если имелась в виду цель на расстоянии в три километра. Десант высаживался сменно там, где это предусматривал в своих планах вражеский штаб.
- Где вельтхальтеры?
"Гном-Роун" заклинило на первой же очереди. Лидилло схватил двадцати килограммовый молот и начал валить в замки.
- Курваааа!!! Прервать загрузку боезапаса! – орал Вавржинович. – Машину снабжения подать в заааад!
- Иисусе – Мария святая…
- Шлемы надень! – скомандовал Борковский.
Вавржинович со своей командой пытался вытащить машину снабжения боезапасом из грязи.
- По последним координатам… огонь! – Борковский большими пальцами отключал ограничители спусков для всего экипажа.
"Пинг", - услышал Вишневецкий на своем посту наблюдателя. Через какое-то время на месте высадки десанта вырос стремящийся в самое небо дымный столб. "Ринг" – еще один столб вырос рядом с первым.
- Езус-Мария, да где же вельтхальтеры? – Жук явно не доверял способностям радиотелеграфиста Дембека.
- Отъебись!
- Сам отъебись!!!
- Мясом не бросаться! – Это был Борковский. – Давай шесть штук вокруг зоны высадки!
- Так у нас ничего не останется!
- Исполнять!
Пинг, пинг, пинг… пинг… - произнесло трехсотмиллиметровое орудие "Сортира", а точнее, прерыватели у них в шлемах. Вишневецкий напялил противогаз, потому что тем чем-то, что возвышенно называли "воздух", внутри "Огненноглазой" дышать было уже невозможно.
Пинг, пинг…