Запас прочности

— К шести ноль-ноль все будет здесь, — сказал тот же офицер.

Посмотрев на часы, я недоверчиво качаю головой: вряд ли вообще что-нибудь мы здесь получим.

Все ушли по дороге, ведущей в лес. Возвращаюсь на лодку. На мостике вахтенный матрос, вооруженный автоматом, и Брянский. Советую Осипу Григорьевичу пойти отдохнуть, но он отвечает, что лучше подышит свежим воздухом. А воздух в то раннее утро был изумительный — влажный, напоенный запахами моря и хвои: лес на берегу спускается к самой воде. Солнце поднялось уже довольно высоко, его лучи пробивались сквозь ячейки огромной маскировочной сети, укрывавшей нашу лодку.

Без четверти шесть на дороге показалась повозка, запряженная гнедой лошадкой. Управлял колесницей пожилой матрос с залихватскими усами, одетый в чистую серую робу. На повозке — бочка и фанерный ящик. Взяв лошадь под уздцы, матрос повел ее по пирсу. Остановился возле самого борта лодки, лихо отдал честь:

— По приказанию командира базы доставил вам воду и лампы. Получайте!

— Давайте я распишусь в получении ламп.

— Не надо. Я сам распишусь потом на складе, — ответил матрос и поставил ящик с лампами у моих ног.

Я потрогал бочку. Вода действительно холодная, родниковая. Командир отделения трюмных Скачко и его матросы уже прилаживают шланг, чтобы перекачать содержимое бочки. Брянский подошел к лошади, погладил ей голову:

— Хорошая савраска. И как тебя, беднягу, не съели в голодное время?

— Да как можно! — возмутился старый возница. — Ребята с ней своим хлебом делились. Это такая работяга!

И он не стал с нами больше разговаривать. Дождавшись, когда трюмные приняли воду, повел савраску по дороге, ни разу не оглянувшись в нашу сторону.

— Ну, зачем вы обидели старика? — упрекнул я Брянского.

— Да я вовсе не хотел…

Вернулись Лисин и Гусев. Командир велел разбудить Думбровского и Хрусталева. Когда все были в сборе, он пригласил нас на крохотную полянку неподалеку от пирса. Уселись на душистой, чуть влажной от росы траве.

— Прошу внимательно выслушать меня, — сказал командир. — Я вынужден кое-что поправить в ранее составленном графике. — Он раскрыл блокнот. — Вот в этих точках наши предшественники столкнулись с противником. Сами понимаете, там лучше не появляться. Нам заново придется произвести кое-какие расчеты. — Командир вырвал листок и протянул Хрусталеву. — Проложите новый курс. — А мне сказал: — Как бы это ни было трудно, товарищ Корж, а нам с вами весь период форсирования придется провести в центральном посту. Отдохнем потом. — Дав соответствующие указания каждому, командир закончил совещание словами: — Прошу позаботиться о том, чтобы мы могли поскорее сняться со швартовов. Нам не разрешают задерживаться здесь: ожидается налет вражеской авиации.

Нас пришли проводить С. Д. Солоухин, командир отряда морских охотников капитан 3 ранга М. В. Капралов и их штабные офицеры. Тепло попрощались и пожелали скорой встречи.

По отсекам рассыпались трелью звонки. Отходим от причала. Боцман Пятибратов, передав управление рулем краснофлотцу Александру Оленину, ворчит:

— Тьфу ты, напасть! Не погода, а мерзость сплошная. Хотя бы ветерок балла на три, а еще лучше дождик погуще, наш, ленинградский, да с туманом, чтобы видимости никакой. А тут солнце сияет и на небе ни облачка. Пакость, да и только!

Мы разделяем негодование боцмана. Теперь наше суждение о погоде особое: чем она хуже, тем для нас лучше.

Корабли конвоя довели нас до точки погружения и взяли курс к берегу. Дальше мы будем следовать одни.

— По местам стоять к погружению! — командует Лисин. — Флаг не спускать!

Я приказываю по переговорной трубе:

— В носу! В корме! Прекратить хождение! Соблюдать полную тишину!

Жизнь на корабле вошла в свою размеренную колею.

Скрежет минрепа

Старший лейтенант Хрусталев склонился над картой, задумчиво крутит свои пшеничные усы. Это хороший признак. Значит, у штурмана нет никаких сомнений в прокладке курса.

Вообще Хрусталев человек замечательный. Маршрут корабля он всегда знает так, что и не глядя на карту может сказать, где находится сейчас корабль, какая в этом месте глубина и сколько метров будет у нас под килем через полчаса, через час. Такая осведомленность Хрусталева не дает покоя Новикову, который тоже силен в штурманском деле. Они открыто соревнуются друг с другом. Командир минно-торпедной боевой части, сменяя Хрусталева на посту вахтенного офицера, всякий раз устраивает ему экзамен с пристрастием. Вопросы по лоции Финского залива сыплются градом. Хрусталев отвечает без запинки. Когда штурман принимает вахту от Новикова, экзамен повторяется, но теперь уже отвечает Новиков. Отвечает с апломбом, но не всегда точно. Минера это злит, в свободное время его часто можно увидеть с картой и с учебниками. У нас появляется опасение, что штурманскому делу он уделяет больше внимания, чем своему основному. Признаться, и я заразился этим увлечением, которое Думбровский в шутку зовет «штурманская болезнь». Впрочем, он и сам ей подвержен. Уж таков наш штурман, что умеет каждому передать любовь к своему делу.