Запас прочности

Нас обступают со всех сторон. Крепко жмут руки. Обнимают. Желают счастливого плавания и возвращения с победой.

Старпом подает команду:

— По местам стоять, со швартовых сниматься!

Корабли охранения выходят из ворот Купеческой гавани на Большой рейд. Сумерки сгущаются. Слышу, комбриг, всматриваясь в горизонт, говорит командиру лодки:

— Погода неблагоприятная. Предупредите сигнальщиков, чтобы смотрели в оба. Возможна встреча с вражескими торпедными катерами.

Подошли начальник штаба бригады капитан 1 ранга Л. А. Курников и командир 1-го дивизиона капитан 2 ранга Е. Г. Юнаков.

— Пора, товарищ комбриг, — сказал Курников. — Все сделано. Оповещение отправлено. Тральщики приступили к контрольному тралению.

Простившись с друзьями, спешу на свой боевой пост в центральный отсек. До свидания, Кронштадт! До новой встречи!

С мостика долетает команда Думбровского:

— Сходню убрать!

Порвалась последняя связь с кронштадтским берегом. Даем ход.

— Прошли ряжи! — доносится доклад сигнальщика.

Летняя ночь слишком коротка, ее не хватит, чтобы пройти до Лавенсари, а двигаться днем нашему конвою опасно. Враг на обоих берегах залива сразу заметит и направит авиацию. Поэтому на траверзе Шепелевского маяка дан сигнал «Срочное погружение». Ложимся на грунт. Маневр выполнили хорошо, но можно бы побыстрее. Надо будет поговорить с командирами отсеков. А теперь отдыхать. Может быть, это последняя наша спокойная ночь. Оглядываю приборы. Глубина 18 метров, дифферент на нос 2 градуса. Цистерна быстрого погружения заполнена. Порядок.

За час до всплытия пообедали. Ждем сигнала с кораблей эскорта. Вот уже невооруженным ухом слышим сигнал: «всплывай».

Продуваем балласт. Слегка покачиваясь, лодка выныривает на поверхность. Командир взбирается по трапу. Долго возится с кремальерой люка, ругается. На помощь спешит военком Гусев. Вдвоем нажимают на крышку люка — не поддается. Через стравливающий клапан в отсек со свистом врывается воздух, пахнущий морской свежестью, но люк, как и прежде, не открывается. Приказываю трюмным открыть шахту вытяжной вентиляции. Туманный ветер дунул в центральный пост. Крышка люка неожиданно легко откинулась. Командир и комиссар выскочили на мостик.

По командам, которые мы ловим сверху, догадываемся, что наша лодка заняла место в походном ордере. Застучали дизеля.

Когда все улеглось, Сергей Прокофьевич вызвал меня на мостик.

— Как вы думаете, товарищ Корж, хорошо ли это, что после всплытия подводная лодка некоторое время оказывается слепой?

— Очень плохо, товарищ командир.

— А чем вы это можете объяснить?

— Моей непредусмотрительностью.

— Вот как? А я думал, что вакуумом. — Командир лукаво улыбается. — Но все-таки растолкуйте, в чем дело.

— В лодке создалось сильное разрежение. Причин тому три. Первая — хорошая герметичность всех магистралей, клапанов и прочих пневматических систем, значит, ремонт произведен на славу. Вторая — пока мы лежали на грунте, в лодке произошло сильное охлаждение воздуха, что сопровождалось конденсацией водяных паров. И наконец, третья, и, пожалуй, самая главная, причина — люди поглотили часть кислорода, а углекислота, образовавшаяся от дыхания, растворилась в воде, которая всегда скапливается в трюмах…

— Спасибо за популярную лекцию, — прервал меня командир. — Я лишний раз убедился, что наш старший механик человек весьма образованный. Но все же прошу иметь в виду, что в море теория должна приносить пользу, а не только объяснять неудачи.

— Помните: «Теория не догма, а руководство к действию», — добавил комиссар.

Сойдя в центральный пост, я первым долгом попросил штурмана:

— Миша, друг, наладь, пожалуйста, барограф, и давай мы его подвесим ну хотя бы вот на этих магистралях. А то мой нос не может отличить разрежение от давления.

Хрусталев смеется и обещает укрепить барограф прямо перед моим носом.

Вызываю Брянского, рассказываю ему, что произошло сегодня с верхним рубочным люком. Вместе обдумываем, как во время всплытия быстро уравновешивать внутреннее давление в лодке с атмосферным и как это делать в любых условиях, в том числе в шторм.

На рассвете прибыли на Лавенсари, небольшой остров, ставший нашим форпостом на Балтике. Не давая остыть дизелям, приступаем к зарядке аккумуляторов. Убедившись, что все в порядке, поднимаюсь на мостик. Командир стоит на пирсе в окружении незнакомых офицеров. Кроме них, поблизости никого нет. Я вспомнил, что на Лавенсари строгие законы. Днем всякое движение по острову запрещено. Из офицеров мое внимание привлек худощавый человек с суровым волевым лицом. Это оказался сам командир базы капитан 2 ранга С. Д. Солоухин. Я доложил командиру корабля о начатых работах. Сергей Прокофьевич спросил:

— По технической части мы ни в чем не нуждаемся? А то командование базы предлагает нам помочь, если мы случайно что-нибудь забыли.

— У нас все есть. Но литров триста питьевой воды добавить не помешало бы.

— Родниковой? — спросил низенький офицер в кожаной куртке.

— Обязательно родниковой, — обрадовался Лисин.

Все засмеялись, а я добавил:

— Если найдется полсотни электроламп про запас — скажем спасибо.