Запас прочности

Форсируем гогландскую минную позицию противника — самый тяжелый для нас район. Пока мы не пройдем это проклятое месте, мы ни разу без особой необходимости не всплывем даже под перископ, лишний раз не переложим вертикальный руль и не пустим трюмно-дифферентовочную помпу: малейший шум может выдать нас врагу. Вся надежда на искусство нашего штурмана, на чуткий слух гидроакустика старшины 2-й статьи Лямина. И конечно, успех зависит от того, насколько добротно мы провели ремонт корабля в блокадную зиму.

Через каждые четыре часа в центральном посту, как и на всех боевых постах, происходит смена вахты. Только нас с командиром никто не сменяет. Уныло жужжит гирокомпас, да время от времени пощелкивают указатели перекладки рулей. С кормы доносится мерный шум: работает один электромотор в режиме сто оборотов в минуту. Через четыре часа его сменит электромотор другого борта.

Комиссар Гусев, с величайшей осторожностью открывая и закрывая переборочные люки, ходит по отсекам, вполголоса беседует с людьми, еще и еще раз напоминает: тишина и всемерная бдительность!

Гидроакустик через каждые пятнадцать минут докладывает в центральный пост:

— Горизонт чист!

Только изредка он предупреждает о далеких шумах винтов. Можно подумать, что гогландский плес безлюден. Но коварно это безмолвие. Наверху сейчас полный штиль, в такую погоду корабль, стоящий без хода, очень трудно обнаружить гидроакустику, а нас враг может услышать в любую минуту.

Время тянется медленно.

Бесшумно открывается переборочный люк, в круглое отверстие протискивается Василий Семенович Гусев. Воспользовавшись открытым люком, выглядывает вестовой Сухарев, как всегда с хитроватой улыбкой на румяном лице. Докладывает командиру, что стол к чаю накрыт. Лисин, сказав мне, что чай будем пить по очереди, уходит во второй отсек.

Машинально пробегаю взглядом по циферблатам приборов. Все нормально. Вот бы весь путь так! Хотел отойти к столику штурмана. Но меня оглушает хриплый крик из переговорной трубы:

— Мина по левому борту в районе первого отсека!

И тотчас я сам услышал легкий скрежет. Это минреп — тонкий стальной трос, на котором держится мина, — трется о борт лодки. Какое-то оцепенение охватывает нас. Мы только слушаем скрежет, напрягая слух.

Откидывается переборочная дверь, в центральный отсек влетает красный от гнева Лисин.

— Почему не маневрируете? — спрашивает он у Хрусталева.

Минреп уже трется о борт в районе центрального поста. Командир кричит в боевую рубку.

— Лево на борт!

Рулевой Волков быстро выполняет команду. Завертелась картушка репитера гирокомпаса. А минреп все скользит по корпусу корабля. Только где-то в самой корме он отрывается от борта. Командир приказывает лечь на прежний курс.

Успокоившись, капитан 3 ранга молча смотрит на Хрусталева. Тот тоже молчит. Поправляет на рукаве сине-белую повязку вахтенного офицера. Не оправдывается. Да и что тут оправдываться! Растерялся наш друг в тревожную минуту. Я ждал, что Лисин отругает его. Но нет. Слишком чуток Сергей Прокофьевич, чтобы излить свой гнев, когда читает в глазах подчиненного искреннее раскаяние.

Красивое чернобровое лицо Лисина смягчается. Он направляется во второй отсек допивать свой чай. И уже занеся ногу через комингс — высокий порог люка, — говорит Хрусталеву:

— Больше с маневром уклонения не опаздывать. Не то намотаем минреп на винт и — будь здоров, поминай как звали молодых покойников!

— Так точно, товарищ командир! — не совсем впопад откликается штурман. — Больше не зазеваюсь.

— И передайте по отсекам: докладывать четко и коротко — «Мина слева» или «Мина справа», больше ни слова. Ясно?

— Ясно, товарищ командир!

Рукавом кителя Хрусталев вытирает вспотевший лоб. Склоняется над своим столиком, чтобы отметить на карте место встречи с миной.

И словно для тренировки штурмана, снова минреп скользит по обшивке корабля.

— Мина слева! — докладывают из первого отсека.

Теперь Хрусталев энергичен и точен. Команда рулевому. Команда электрикам, чтобы уменьшили ход. Маневр производится четко, как на учении. Хрусталев веселеет. От былой растерянности и следа не осталось.

— Добро! — коротко хвалит вернувшийся командир.

Спокойное житье кончилось. Акустик то и дело докладывает о шумах. На поверхности моря снуют вражеские корабли. Вот опять Лямин сообщает о шуме винтов. Командир наклоняется над картой, вместе со штурманом уточняет пеленги. Приказывает рулевому медленно склоняться вправо, чтобы привести шум винтов за корму. Ушли…

Наверху ночь. Пора всплыть для зарядки аккумуляторной батареи и вентилирования отсеков. Командир велит гидроакустику внимательно прослушать горизонт. И лишь удостоверившись, что опасности нет, приказывает подвсплыть под перископ.

— Пойдем, Василий Семенович, посидим в боевой рубке, пусть глаза привыкнут к темноте, — предложил комиссару Лисин.

Я вызываю своего помощника Брянского в центральный пост: пусть потренируется в действиях при всплытии и зарядке.