Записки бойца Армии теней

— В чем дело, ребята? — спросил он, с недоумением вглядываясь в возбужденные лица людей, сбившихся в кучу.

— Да вот, полицай к нам прикомандировался. В гости пожаловал. Ну мы его и приветствуем. Угощаем, чем он нас раньше потчевал…

Санитар не узнавал больных: столько было в них неизвестно откуда появившихся энергии, движения, жизни! Он пробежал взглядом по толпе, увидел «пирата» с черпаком в подпрыгивающей руке и знакомую фигуру скрюченного Сашки. Жалкий, трясущийся, тот смотрел на санитара как на спасителя, посланного самим Богом в самую страшную минуту его жизни. Он безмолвно просил у него защиты. Санитару нетрудно было догадаться, что тут происходит:

— Прекратите! То, что вы делаете — преступление! — твердо и с обычным спокойствием сказал он:

— Прекратите возню! Вам нужен полный покой!

Человек шесть ходячих «пиратов» придвинулось к санитару. Пожалуй, именно сейчас стихийный взрыв ненависти к «Цыгану» находил свое окончательное осмысление.

— Покой, говоришь?..

— Преступление?..

— Осади назад, дружище!..

«Пират», произносивший приветственную речь в «честь» прибывшего изверга, подошел вплотную к дежурному:

— На кой черт мне твои красивые слова и полный покой!? Мне завтра подыхать… Так я хоть буду знать, что не зря по бу-хенвальдской земле топал. Нам, кому вечный покой придет в крематории, единственное оправдание перед людьми, что мы из этой продажной шкуры и изверга своими руками душу вытрясем…

Эту тираду прервал переполненный гневом и ненавистью захлебывающийся голос:

— По его делам ему, гаду, смерти мало!.. Уходи, брат, не лезь не в свое дело. Мы сами за себя ответим…

Ах, как он понимал этих людей! Как любил их в эту необыкновенную минуту последней возможности проявить свою человеческую сущность! Стоя на краю могилы, они выполняли свой долг перед товарищами, погибшими от руки предателя…

Санитара охватила волна гордой нежности к ним и одновременно острой боли за их безжалостную судьбу… Неужели никто из них так и не выкарабкается из когтистых лап хищной старухи?!

Никто не знал и не должен был знать, что скромный простейший парень, санитар этот, — член бухевальдского подполья. Никто не знал и не мог догадаться, что карающая рука организации Сопротивления настигла уже не одного предателя и провокатора и что в этой очистительной работе — единственный залог существования и развития всей подпольной организации.

…Санитара вытолкнули за дверь. Он слышал, как она захлопнулась и к ней придвинули какой-то тяжелый предмет, видимо, койку. Вслед за этим послышался приглушенный шум, возня, глухие удары…

«Угощаєм, чем он нас потчевал», — вспомнил санитар и улыбнулся. Там, за дверью, убивают человека. Этот человек — предатель. И в своем сердце он не нашел сожаления. Санитар думал о тех, кто в этой смерти видел справедливое оправдание своей жизни на земле. Между тем в палате все смолкло. Убрали от двери койку. «Пираты» приглушенно переговаривались, разбредаясь по своим местам. Они все еще тяжело дышали, их хрипы ясно доносились из-за двери. На полу, забытый всеми, лежал почерневший Сашка.

Через некоторое время уборщики трупов («лайхентрегеры») стали выволакивать его из палаты. Вслед ему кто-то из «пиратов» уже без злобы, мирно, добродушно, выговаривает:

— Ишь, хотел после меня в крематорий попасть… не вышло…

Через окна в палату стал вливаться ночной мрак. Тусклый свет лампочки под потолком отбрасывает его к стенам. В дальних углах он становится густым и непроницаемым…

— Ну, «пираты», спать! — слышится скрипучий голос. Звучит традиционный вопрос:

— Кто сегодня опускается на дно морское?

Устало дается наказ со включением в список подлежащего там избиению черпаком Сашки-«Цыгана». И мрак сплетается с тишиной. Сквозь эту тишину слышится, как возле блока шарит ветер. Он шуршит, убаюкивает, будит воспоминания о далеком родном, утерянном навсегда… А с той стороны колючей проволоки под напряжением еле доносится шорох сапог по гравию: это идет смена эсэсовской охраны на вышке…

* * *

Из туберкулезного блока мы отправились в хирургический, в палату с только что прооперированными. Уже на лестнице на второй этаж в нос ударил удушливый запах гноя. Зашли. На койках полулежали и сидели больные. У всех через плечо на грудь — повязки. Двое занимались странной гимнастикой: поднимали и опускали руку, а за их спинами стояли такие же больные и что-то держали в руках. Я подошел ближе: у «качавших» руками под лопаткой были сделаны разрезы, в которые вставлено по дренажной трубке. Чтобы она не «утонула» — не провалилась внутрь и держалась на нужной глубине, через торчащий снаружи сосок была продета английская булавка, служащая стопором и ограничителем. Когда больной «качал», из трубки вытекали порции зловонной флегмонозной жидкости. Она стекала в банки, которые держали «ассистенты», такие же больные.