Записки бойца Армии теней

«Почтовые ящики» продолжали нести свою службу, по-прежнему мы контактировали с «Сибиряком» и «Белофинном». Странно: оба были Коли, оба — здоровенные и оба… рыжие! К тому времени я познакомился с пленными французами, почувствовал, что среди них замаскировался радист. Как? Откровенно говоря, между радистами одной службы существуют свои особые опознавательные приметы. Но это очень долго объяснять. Главное: мне было оказано, если можно так сказать, «негласное доверие». Не думаю, чтобы я ошибся! Во всяком случае, французы пообещали помочь в освобождении узников из эшелона, а вскоре сообщили день и час — во время вечерней поверки. Эти данные мы сразу же передали в эшелон запиской: «День, час… Пусть пчелы приготовятся взломать свои соты!»…

А война шла. Близ Дюрена гремела канонада, днем в том районе можно было наблюдать «карусели» штурмовиков-союзников. Так назывались воздушные атаки по кругу в вертикальной плоскости. Эсэсовские части и отряды штурмовиков СА неистовствовали…

До нас дошел слух о трагедии в Аахене. Фюрер приказал его населению эвакуироваться, хоть на стенах по-прежнему оставалось написанным: «Вир капитулирен ни!» (Мы никогда не капитулируем!) Некоторые рискнули ослушаться приказа — попрятались в домах по подвалам и чердакам: не лучше ли дождаться американцев, тогда придет конец бессмысленной войне! А они были всего в 20–30 километрах! После указанного в приказе срока эсэсовцы-«чистильщики» прочесали город. Всех обнаруженных расстреляли на месте, от мала и до велика, — за нарушение приказа! Беженцы из Аахена шепотом упоминали, что таких было сотни… Местное население втайне возмущалось, но страшно было попасться на заметку какому-нибудь «партайгеноссе» — члену НСДАП. А эти «геноссе», держа всех в страхе, продолжали терроризировать и упиваться своей властью, все еще веря в чудо, в новое страшное оружие возмездия — «Фау». Уже всем были известны «Фау-1» и «Фау-2»: «летающий клоп» (беспилотный самолет-снаряд) и ракета-торпеда. Сейчас ждали более мощного, все сокрушающего. Ждали и лютовали. Лютовали, так как были уверены. Злобу свою вымещали на невольниках, работавших у них на фермах, предприятиях: это, мол, они виновны в гибели многих членов наших семей! И действительно, не оставалось уже ни единой немецкой семьи, где бы не было горестной утраты: в военной мясорубке перемалывались все новые и новые жертвы! И, как водится в народе, пошли своеобразные горькие остроты: «Мы ждем — скоро будет грозное оружие “Фау-5”: вперед двинутся семидесятилетние старцы-фольксштурмовцы, которых сзади будут подпихивать 12-летние юнцы-вервольфы»! Горькая острота, юмор отчаявшихся!

* * *

С нападением на эшелон ничего не получилось. Рассуждений было много, а как дошло до дела — полная осечка!

И суждены им благие порывы,

Да свершить ничего не дано!