Записки Джека-Потрошителя

«– Добрый день, господа, – на губах знаменитого литератора играет улыбка. – Пять минут назад какой-то мальчишка назвал меня Шерлоком Холмсом!

– Это неудивительно, учитывая заслуженную популярность ваших рассказов. Однако признайте, что далеко не всегда сыщик располагает таким количеством убедительных улик, как это бывает с мистером Холмсом.

– Иногда достаточно всего одной или двух улик, чтобы выстроить логическую цепочку, и именно так работает Шерлок Холмс. Что касается полиции, то, при всем моем искреннем уважении к этим джентльменам, я уверен, что при расследовании преступлений зачастую игнорируются детали, которые не укрылись бы от зоркого глаза.

– То есть вы считаете, что нашей полиции следует взять на вооружение дедуктивный метод?

– Я не хочу давать советы полицейскому управлению, но думаю, что повышенное внимание к подготовке детективов и поощрение наиболее талантливых из них непременно принесут достойные плоды.

– Что вы думаете о Потрошителе, мистер Конан Дойл?

– Мне трудно судить об этом деле, ибо я не располагаю всеми фактами. Я могу сделать одно предположение, исходя из известных мне обстоятельств. Убийца, как мне кажется, вполне мог переодеться в женское платье, чтобы подобраться к своим жертвам. В этом случае никто из них не почувствует угрозы, пока не будет слишком поздно!

– Да, мы знаем, что ваш Шерлок Холмс – мастер переодевания, однако на практике человеку не так-то просто притвориться кем-то другим.

– Для этого нужно всего лишь быть хорошим актером, и почему бы не предположить, что Потрошитель именно таков? Кроме того, на улицах Ист-Энда по ночам стоит кромешная тьма, фонарей мало, и они дают мало света. Из-за холодной погоды женщины надевают на себя много одежды, которая скрадывает фигуру. Если убийца способен к импровизации и использует дамскую шляпу, скрывающую его лицо, он может беспрепятственно пройти по улице и ни один констебль не обратит на него внимания…»

– Чушь! Бред! – Джеймс Монро в ярости отбрасывает газету– Теперь этот человек собирается давать советы лондонской полиции. Кто он такой? Что он знает о полицейской работе?!

Миссис Монро мягко улыбается.

– Он всего лишь строит предположения. И потом – разве его слова так уж невероятны?!

Монро скептически улыбается.

– К сожалению или, может быть, скорее уж, к счастью, – настоящие преступники имеют мало общего с теми гениями преступного мира, которых любят описывать писатели. Боюсь, все гораздо проще – нашему убийце достаточно показать одной из этих женщин монету, и ее доверие будет обеспечено.

– Полиции не удалось напасть на след?

– Пока у нас нет ничего, что могло бы пролить свет, – говорит Монро, который по-прежнему рассуждает так, словно работает в полицейском управлении. – Боюсь, что если этот человек не совершит ошибку, то мы и дальше будем блуждать, как слепые впотьмах.

Седьмого ноября Мэри Келли покупает в магазине Джона Маккарти свечу за полпенни. Добродушный торговец не напоминает ей о долге и окидывает ее пристальным взглядом с ног до головы, не смущаясь присутствия других клиентов. На Дорсет-стрит не придают большого значения вопросам этикета.

– Тебе не холодно по ночам? – осведомляется он.

– Хочешь мне подбросить угольку?

Джон Маккарти похабно скалится.

– Я слышал – у тебя новая подружка завелась, – его взгляд затуманивается.

Мэри забирает свою свечку и выходит из магазина, чувствуя спиной его похотливый взгляд.

Она действительно пускала к себе две последние ночи проститутку по имени Мария Харви, с которой познакомилась в одном из пабов. Харви угостила ее выпивкой – это было именно то, в чем Мэри Келли нуждалась больше всего: предстоящий аборт вселяет в нее ужас.

Как раз седьмого Мария перебралась в отдельную комнату в соседнем переулке, и Мэри Келли опять осталась одна. На нее засматривается один из помощников торговца – Томас Боуер по кличке Индеец Гарри. Боуер – отставной солдат, присматривающий за имуществом и помещениями Маккарти. Он молодится и считает себя вполне обаятельным джентльменом. Слухи о том, что Мэри Келли рассталась со своим прежним ухажером Барнеттом, вселяют в него надежду.

На следующий день, в четверг, восьмого ноября, Джозеф Барнетт приходит к Мэри Келли в половине восьмого вечера. Несмотря на разрыв, он ежедневно навещает девушку и приносит ей еду.

– Лучше бы ты дал мне денег! – просит она.

– Чтобы ты их пропила? Нет уж!

Мэри Келли не одна, Барнетт застал ее в компании Лизи Олбрук. Лизи – соседка, живущая в том же дворе, и единственный человек помимо Мэри Кокс, с которым Мэри Келли решилась поговорить об аборте. Мэри слышала, что полгода тому назад Олбрук избавилась от ребенка.

– Да, пришлось вот… – Олбрук вспоминает об этом не очень охотно. – Я тогда нашла себе кавалера и думала, что выйдет что-то путное, а зачем ему лишняя ноша?!

Несмотря на эту жертву, жизнь Лизи Олбрук сложилась неудачно. Она собирается зарабатывать на улице подобно Мэри Келли – ей это кажется теперь наилучшим выходом.

– Нет-нет, – торопливо уговаривает ее Мэри. – Это убьет тебя, посмотри на меня. Мне нет и тридцати, у меня больное сердце из-за такой жизни, и, если бы только у меня были деньги, я уехала бы в Ирландию, к своим родным!

Барнетт проводит немного времени с женщинами, отдает Мэри хлеб и уходит. По пути он сталкивается с Индейцем Гарри, который прогуливается по Дорсет-стрит. Мужчины приветствуют друг друга кивками и расходятся в разные стороны.

Лизи оставляет Мэри Келли в восемь. Вскоре после этого Томас Боуер стучится и входит без приглашения.

– У тебя долг в тридцать шиллингов, – напоминает он.

Главной обязанностью Боуера на службе у Джона Маккарти было напоминать его постояльцам о задолженностях. Томас Боуер мог выбить долг из заартачившегося жильца, если был уверен, что тот способен заплатить. В противном случае он просто выбрасывал его на улицу вместе со всем скарбом. Однако Мэри Келли – другое дело. Он посматривает на нее, на огонь, который еле теплится в камине, на разбитое стекло.

– Я скоро заплачу, – обещает Мэри.

– Стекло надо вставить, – говорит он.

Мэри Келли быстро собирается, делая вид, что не замечает его присутствия. Но Боуер по-прежнему стоит близ дверей, и, когда Мэри проходит мимо, солдат придерживает ее за локоть.

– Ты же знаешь, у меня есть деньги! – говорит он, зная, что об остальном девушка догадается сама.

Мэри ожидала этого предложения. Томас Боуер – не самый приятный мужчина из тех, с кем ей приходится иметь дело, но и не самый отталкивающий. И она слишком много задолжала, так что выбирать не приходится. Если только, конечно, сам Маккарти не пожалует к ней за любовными услугами.

– После, – обещает она, – сейчас я должна идти!

Боуер согласно кивает.

Мэри Келли выходит на вечернюю улицу и быстрым шагом направляется к пабу супругов Ринджерсов «Британия», где без труда находит себе приличного спутника на ближайшие несколько часов. Похоже, это какой-то клерк. Он хорошо одет, у него темные аккуратные усы, а еще он очень молод и, очевидно, редко встречается с женщинами. Мэри Келли нравится его стеснительность, она подтрунивает над ним. Молодой человек заказывает ей выпивку, и к одиннадцати часам Мэри уже совершенно пьяна.

Ее спутник все чаще смотрит на часы – приближается время, когда на Дорсет-стрит лучше не появляться.

– Не терпится? – спрашивает Мэри и прищелкивает языком.

Ей не хочется покидать паб и возвращаться к себе, а молодой человек нетерпелив и, убедившись, что Мэри затягивает время, он решает найти себе другую спутницу. Вернувшись к столику с очередной кружкой, Мэри Келли обнаруживает, что кавалер ушел. Очевидно, сейчас он проклинает ее за потраченное впустую время, но Мэри нет до этого никакого дела.

– Джинджер? – раздается знакомый голос.

– Вы давно тут? – Мэри протягивает кружку старому знакомому и садится рядом с ним, не обращая внимания на насмешки.

– Да, минут двадцать. Кто это был с тобой?

Мэри Келли улыбается благодушно.

– Так, какой-то человек… Не помню! – Она хихикает.

Они вдвоем выходят из паба, несколько человек обращают внимание на представительного мужчину рядом с Мэри Келли. И тут же забывают о нем. Обитатели Дорсет-стрит не лезут в чужие дела, даже когда рядом с ними кого-то грабят, а этот джентльмен выглядит весьма респектабельно. Желанный клиент для любой дамы с Дорсет-стрит, но редкие из них обладают красотой и молодостью Мэри Келли.

Одна из таких потрепанных жизнью проституток встречает их у входа в Миллере-Курт. Мэри Энн Кокс, ее старая подруга, стоит возле сводчатого прохода, ведущего во двор, поджидая очередного клиента.

– Доброй ночи! говорит Кокс, разглядывая спутника Мэри Келли.

– Привет! – отзывается та и сообщает: – Я собираюсь петь!

Время позднее, почти полночь, но Мэри Келли в самом деле начинает петь, едва переступив порог своего жилища. Это песня «Фиалки на могиле моей матери» – популярная песенка, появившаяся в начале восьмидесятых годов XIX века.

Спустя пятнадцать минут она напевает ту же песенку. Это слышат ее соседи по фамилии Пиккет. В половине первого миссис Пиккет собирается спуститься к Мэри Келли и попросить прекратить вокальные упражнения, но ее супруг просит «оставить бедную женщину в покое», и миссис Пиккет с ворчанием возвращается в постель.

В час ночи начинается дождь. Мэри Энн Кокс покидает свой пост возле подъезда, возвращается к себе и проходит мимо окна Мэри Келли. За дверью все еще слышится приглушенное пение. Легкий свет пробивается из-за занавесок.

Элизабет Прейтир в своей комнате на втором этаже проводит время с Джоном Маккарти. Господин Маккарти пришел за своими деньгами, и он их получает. И кое-что еще, ибо Элизабет пьяна и уступчива. Тем более что Маккарти принес с собой выпивку. Когда он уходит, Прейтир едва стоит на ногах, но у нее хватает сил, чтобы придвинуть стулья к входной двери – замка в ее комнате нет.

В два часа ночи Джордж Хатчинсон возвращается к себе домой. Этот джентльмен живет на Коммершл-стрит, недалеко от Дорсет-стрит и знаком с некоторыми из тамошних обитателей. На углу Флауэр и Дин-стрит он сталкивается с Мэри Келли, которая просит одолжить ей шесть пенсов. Она одна, все еще пьяна и шмыгает носом. Джентльмен, которого она принимала у себя, – ее старый знакомый; он дал Мэри шиллинг, но она все уже пропила.

– Я только что из Ромфорда, – сообщает ей Хатчинсон, хотя очевидно, что Мэри это не интересует. – Потратил там все, что было, так что уж извини!

Мэри Келли строит недовольную гримаску. Она прекрасно понимает, что это только отговорка, чтобы не дать ей на выпивку.

– Черт! – говорит она с чувством. – Придется идти дальше искать деньги.

– По-моему, тебе лучше пойти домой и поспать, – советует Хатчинсон.

Мэри Келли фыркает презрительно и, покачивая бедрами, удаляется. Хатчинсон, обернувшись, провожает ее взглядом. Он видит, как она подходит к мужчине на углу Трол-стрит. Хатчинсон видел его раньше, когда проходил мимо этой улицы. У мужчины смуглое лицо, темные усы, кончики которых загибаются кверху, темные глаза; Хатчинсон невольно отметил его пристальный, очень внимательный взгляд. Эти глаза словно впиваются в тебя, так что ты буквально чувствуешь их своей кожей. Он вызывает у Хатчинсона смутное беспокойство. Сначала он решает, что это один из шпиков, которые, как он слышал, шныряют теперь по Уайтчепелу в гражданской одежде, надеясь схватить за руку Джека-Потрошителя. Но шпик не стал бы разговаривать с проституткой так долго.

Хатчинсон слышит, как они оба смеются. Словно старые знакомые, что обменялись удачной шуткой при встрече. Мэри Келли кладет на его руку свою, и они идут по улице, мирно беседуя. Хатчинсон напрягает слух. На пустой улице звуки раздаются гулко. Он слышит, что Мэри Келли сказала «хорошо», соглашаясь с каким-то предложением своего спутника. Они идут обратно к Дорсет-стрит. Мэри не замечает Хатчинсона, на ее лице мечтательное, счастливое выражение. Но человек рядом с ней снова одаряет Джорджа Хатчинсона взглядом, от которого у того мурашки бегут по коже.

Уличный фонарь возле паба «Голова королевы» хорошо освещает этого странного человека, и Хатчинсон получает возможность его разглядеть. Незнакомец среднего роста, на вид ему – около тридцати пяти лет. Носит мягкую шляпу, надвинутую на глаза, длинное темное пальто, белый воротник, темные брюки и ботинки для верховой езды. На его черном галстуке заколка в виде подковы, а из кармана жилета свисает конец золотой тяжелой цепочки с большой печатью, в которую вделан какой-то красный камень. В правой руке он держит перчатки.

В левой – небольшой пакет.

Хатчинсон, словно завороженный, следует за этой парой некоторое время, понемногу успокаиваясь. Он, видимо, читает слишком много газет. Ничто не может грозить Мэри Келли в компании такого мужчины! Похоже, он вполне может постоять за себя, если не боится показываться в таком месте поздно ночью. Остается только гадать, что общего у него может быть с Мэри Келли?

На Дорсет-стрит возле Миллерс-Курт пара останавливается, и Хатчинсон снова слышит голос Мэри. – Зайдите ко мне, нам будет удобно… Я, кажется, потеряла свой платок, – она ищет платок в складках платья, и мужчина протягивает ей свой – красного цвета.

Они скрываются под аркой. Хатчинсон оглядывают темную неуютную улицу, на которой горят редкие фонари и иногда скользят темные силуэты подвыпивших прохожих – словно призраки появляются из мглы и снова исчезают в ней.

Где-то бьют часы – уже три. Хатчинсон зябко пожимает плечами. Что он делает здесь? Мэри Келли в полной безопасности у себя дома и, наверное, неплохо проводит время. Его воображение рисует непристойную картину, он ухмыляется и, еще раз оглянувшись, спешит к себе домой.

После трех снова зарядил дождь, и Мэри Энн Кокс, которая недавно вернулась на свой пост, опять уходит к себе. Она обращает внимание на окна Мэри Келли – в комнате темно и оттуда не раздается ни звука.

Церковные часы вдалеке бьют четыре. Элизабет Прейтир внезапно просыпается от того, что ее Диддлз вскочил ей на грудь. Она сбрасывает его на пол и прислушивается. В момент пробуждения ей показалось, будто бы кто-то закричал: «Убивают!»

Но был ли то подлинный крик или ей это только приснилось? Впрочем, на Дорсет-стрит такие вопли не редкость. Перепуганные жертвы ночных ограблений кричат, надеясь привлечь внимание окрестных жителей. Напрасный труд! Никто из местных не даст себе труда поинтересоваться – что там происходит на улице. В конце концов, до убийства дело вряд ли дойдет, а беспокоиться из-за чужого кошелька или часов тем более не имеет смысла.

Прейтир переворачивается в постели, поправляет подушку и снова погружается в сон. Диддлз беспокойно ходит по комнате из угла в угол – ему страшно.