Записки неримского папы

Вместо этого сынок начинает манипулятивно охать и причитать что-то непонятное на своем суржике, на авторском диалекте, в котором преобладают приставки и окончания без корней. Со стороны звучит так, будто сказочного добра молодца заколдовали и запихнули в банку, как муху. И он трагически жужжит оттуда, а ничего непонятно.

И вот вроде бы тебе удалось еще разок провалиться в сон, и ты добираешь драгоценные микроны релакса… Но со дна банки снова доносятся трагические стоны отверженного, брошенного, непонятого маленького человека.

Ты накрываешься с головой одеялом, гори оно все огнем, я мальчик, я ничего не хочу решать, я хочу спать, нет, не так, я хочу СПАТЬ… Но, увы, слишком поздно: натянутое поверх макушки одеяло обнажило твои сиротливые пятки, и Артем, не со смехом даже – с довольным макабрическим клокотаньем, – уже карабкается через подушки их щекотать.

11. Мутант

Как-то раз я укладывал Артема спать на ночь и сам заснул рядом. Через полчаса очнулся, в темноте спросонья погладил его по голове. Потом по ушку.

«Странно, – подумал я сквозь дымку дремоты, – ухо у малыша необычной формы, не замечал».

Вдруг изнутри меня обдал адреналиновый душ, так что я аж подпрыгнул лежа: ухо у сына волосатое! Уже полностью проснувшись от ужаса, я потрогал еще раз: действительно волосатое, да еще и треугольное!

Дрожащими руками я нащупал под подушкой мобильный телефон и включил фонарик.

Ухо действительно было волосатое и треугольное.

Возможно, потому что я гладил по голове не Артема, который лежал дальше, а его плюшевого кота, который лежал ближе.

Некоторые отцы – это диагноз.

12. Мужичок-кремень

Прилегли с Артемом днем поспать.

Лежим рядом, сопим. Умилительное зрелище, наверное, но никого в комнате нет. В следующий раз надо билеты продавать.

Артем полчасика поспал и вдруг вскочил, как неваляшка.

«Будешь еще спать?» – спрашиваю его с надеждой.

«Не!»

«А можно папа еще немного поспит?»

«Не!!!» – сказал Артем грозно и уснул еще на полтора часа.

Цельный, волевой и последовательный человек – этого у сына не отнять.

Сказал – как отрезал. Весь в меня.

13. Папин день

Артем полюбил истории на ночь. Причем его интересует только один жанр – соцреализм. История должна быть документальной, никаких сказок. Проверено. Если начинаешь сочинять, мифологизировать, паче чаяния выдавать классику – возмущенные вопли.

Лучше всего заходят рассказы про то, как прошел папин день. Как папа утром встал, пошел в ванную, позавтракал, поиграл с Артемом, с ним то есть, поехал на работу, на работе поработал, пообедал, попил чай, вернулся обратно домой…

Часто сынок засыпает подолгу, поэтому история должна быть длинной. И тут понимаешь, насколько нетривиальная задача – пересказать свой день в подробностях, чтобы хватило минут на двадцать. Подъем, завтрак, дорога, офис, работа, обед, работа, чаепитие, дорога, дом. Все. Три минуты. День короткий, как секс. Epic failure, история некондиционная, Артем недоволен и бузит.

Поэтому в какой-то момент я понял, что нужно заранее готовиться к этой сказке на ночь для ребенка, собирать материал, как для диссертации. Я стал гиперчувствителен к миру вокруг: к его случайностям, деталям, нюансам, полутонам, запахам, многозвучью, заднему плану, граням. 10 минут дороги от метро до офиса пешком раньше давали мне 10 секунд чистого времени в истории. Теперь арифметика обратная. Из 10 минут дороги от метро до офиса, как у коровы-рекордсмена, я могу выдоить полчаса первоклассного рассказа. Потому что эти 10 минут в пути я больше не прокручиваю в голове план на день, не возбуждаю свою менеджерскую эрогенную зону многозадачности. Эти 10 минут я, как губка почти Боб, впитываю, всасываю роскошь окружающей обстановки.

Вот трактор грузит снег в КамАЗ – отлично, Артем фанатеет и от тракторов, и от КамАЗов, да и от снега тоже. Фотографируем, кладем во внутренний кармашек распахнутой души. Вон там голуби толкаются над пятном из пшена, а тут турист застыл посреди людского потока, как волнорез, задрав голову. Справа в витрине горит гирлянда, слева буксует автобус, небо серое, чахоточное, воздух морозный и безвкусный…

Я провел в этом режиме видеорегистратора несколько дней и вдруг увидел, как трафареты и силуэты, через которые я воспринимал окружающий мир, стали заполняться цветными красками. Я понял, что богатый внутренний мир – это не Гельдерлин и Мунк, а трактор, КамАЗ, снег, голуби, турист, небо и т. д., замеченные вовремя. Чтобы стать интересным ребенку, мне пришлось самому стать демоверсией ребенка.

Через неделю мне это вечернее время с его историями стало даже нужнее, чем Артему. Рассказывая о своем дне сыну, я как бы проявлял пленку и убеждался, что живу. То, на что у других уходят годы дзена, медитаций, йоги, книг, путешествий, я получил в подарок от Артема просто так за один вечер.