Записки Обыкновенной Говорящей Лошади

…Коренная москвичка, я не могу не вспомнить гостиницу «Люкс» на Тверской. Уж не знаю, скольких звездочек удостоилась бы эта незаметная с виду гостиница – двух или трех. Не было на ней ни вывески, ни других опознавательных знаков. Незаметная дверь, наверху двери стекло и скромные белые занавесочки. Внутри полутемный вестибюль с конторкой. Женщина за конторкой спрашивает: пропуск заказан? Берете пропуск и оставляете свой паспорт.

В каждом номере «Люкса» жили иностранные коммунисты, коминтерновцы, будущие функционеры Сталина в завоеванных им странах. Не все старые коминтерновцы уцелели – тысячи из них погибли в гестапо или в ГУЛАГе, в концлагерях или в подвалах Лубянки. Но те, кто выжил, помнили: Сталин дал им кров и пищу, спас от фашизма и от унизительной доли беженцев – людей, гонимых из страны в страну. В длинных коридорах «Люкса» было тепло, тихо, пахло не кислой капустой, как в квартирах москвичей, а хорошим кофе. В огромных коммунальных кухнях бесшумно хозяйничали жены будущих министров и статс-секретарей, работников ЦК и Совета министров. Пройдет не так уж много времени, и они переедут в особняки, на виллы, госдачи, обзаведутся обслугой, машинами, охранниками.

Постояльцы скромного «Люкса» шли в обозе советских войск. И это было секретом Полишинеля.

Повторяю, Польша стала прецедентом. Черчилль писал в своих мемуарах: «Мы обсуждали будущее Польши на семи или восьми заседаниях».

И каждый раз он или Рузвельт не уставали повторять, что они хотят создать свободную, независимую Польшу. Для Британии, говорил Черчилль, это вопрос чести. Из-за Польши Британия объявила войну фашистской Германии. Но Сталин спокойно парировал: для англичан Польша – вопрос чести, а для русских не только чести, но и безопасности. «На протяжении всей истории, – повторял Сталин, – Польша служила коридором, через который проходили враги России. За последние 30 лет они дважды проходили через Польшу».

«По нашим сведениям, – говорили Рузвельт и Черчилль, – не больше трети польского народа поддержало бы Люблинское, ну пусть не Люблинское, если советским участникам так угодно, а Варшавское правительство».

«У меня другие сведения, другие источники. Поляки поддерживают Временное польское правительство в Варшаве. А эмиссары Лондонского эмигрантского правительства стреляют солдатам Красной армии в спины. Они убили 212 русских воинов».

«Нужны свободные выборы, – заклинали Черчилль и Рузвельт, – иначе мы не можем признать Люблинское правительство».

«Естественно, было бы лучше, – отвечал Сталин, – иметь правительство, созданное на основе свободных выборов. Но до сих пор этого не допускала война… Нам следует иметь дело с Варшавским правительством, как мы имели дело, например, с правительством генерала де Голля во Франции, которое также не было избрано. Мне неизвестно, кто пользуется большим авторитетом – Берут или генерал де Голль».

Сталин не уступал ни на йоту. Не моргнув глазом, сравнил генерала де Голля со своей марионеткой.

Союзники потерпели полное фиаско. Принципиальный спор об основах устройства послевоенного мира свелся к мелким просьбам и поправкам. Так, Рузвельт попросил, чтобы лондонских политиков называли бы не эмигрантами, а «поляками за границей». Настояли союзники и на том, чтобы варшавско-московское правительство дополнили независимыми политиками. Был вердикт: «Признать желательным дополнить временное польское правительство некоторыми демократическими деятелями из эмигрантских кругов».

Разумеется, это осталось на бумаге, так же как и обещание Сталина провести уже через месяц в Польше свободные выборы! В Польшу вообще никого не пустили. И подло обезглавили движение Сопротивления внутри страны. Пригласили для переговоров в Москву пятнадцать руководителей Сопротивления, и они бесследно исчезли. Берия не только ставил подслушивающие устройства в Ялте руками своего сыночка Серго, но и убил беззащитных польских воинов. Это ему было не впервой. Спустя долгое время на запрос союзников из Москвы ответили, что пятнадцать поляков оказались диверсантами. К злодеяниям Катыни прибавилось новое злодеяние.

Уже летом 1945 года. Черчилль, как он писал в своих мемуарах, понял: «Отныне русский империализм и коммунистическая доктрина не видели и не ставили предела своему продвижению и стремлению к окончательному господству». И еще: «Советская Россия стала смертельной угрозой для свободного мира».

Но почему же столь искушенные, можно сказать, великие политики, как Рузвельт и Черчилль, за восемь дней в Ялте вчистую проиграли послевоенный мир?