Записки резидента. По заданию Сталина – в Поднебесную

10 июля наша группа в полном составе в отдельном вагоне выехала в Алма-Ату. У нас появилась возможность поближе познакомиться друг с другом. Все мы ехали без семей, за исключением Ф.С.Барышникова — второго секретаря посольства. На должность переводчика английского языка в посольство ехала только что закончившая институт Аня Михеева. Она любила английский язык, неплохо знала его и с энтузиазмом взялась за организацию группы по изучению языка. Так как языковые знания «студентов» были самые различные, то первое занятие посвятили громкому чтению, а затем разучивали английскую песню. Молодежь весь вечер напевала довольно веселенький мотивчик, привлекая к себе всеобщее внимание. На другой день нашего путешествия уже все пассажиры захотели заниматься, и Аня всех превратила в своих учеников. За занятиями время летело быстро, и 15 июля мы прибыли в столицу Казахстана.

Дальше нам предстояло путешествие по воздуху. 17 июля рано утром мы выехали на Алма-Атинский аэродром. По пути заехали к дипломатическому представителю для завершения последних формальностей. Здесь к нам присоединились дипломатические курьеры, следовавшие в Чунцин. На аэродроме нас поджидал двухмоторный ДС-6, с соответствующими надписями на фюзеляже на русском и китайском языках; самолет принадлежал совместной советско-китайской авиакомпании ХАМИ-АТА.

30 июля 1939 г. мы прибыли в военную столицу Китая г. Чунцин. Утром следующего дня я встретился с министром иностранных дел доктором Ван Чунгуем. Состоялась краткая беседа протокольного характера. Я передал министру письмо И.В.Сталина и К.Е.Ворошилова для Чан Кайши. 1 августа я уже сам посетил Чан Кайши в качестве уполномоченного Совнаркома и имел с ним беседу. Это была моя первая встреча с Чан Кайши. О нем я много слышал ранее и кое-что уже знал по рассказам товарищей и сотрудников нашего полпредства. Я с интересом рассматривал этого человека, главу одного из крупнейших государств мира. Стройный, подтянутый, с пронзительным взглядом небольших глаз и коротко подстриженными седеющими усами. Его движения казались медленными, неторопливыми. В первые же минуты беседы я понял, что передо мной опытный восточный политик, умеющий, как выяснилось позднее, превосходно скрывать свои истинные чувства и мысли. В течение пяти лет работы в Чунцине я много раз встречался с Чан Кайши в самой разнообразной обстановке и различных обстоятельствах. Внешне он был корректным и доброжелательным к нашей стране и ее представителям.

В связи с трагической гибелью в автокатастрофе полпреда СССР в Китае И.Т.Луганец-Орельского 20 августа 1939 г. НКИД СССР запросил агреман у китайского правительства на назначение меня полпредом СССР в Китае, и 26 августа был получен положительный ответ.

В тот же день Чан Кайши устроил в мою честь обед, пригласив прибыть к нему примерно на один час раньше. В ходе беседы он интересовался моей оценкой обстановки в связи с заключением пакта о ненападении между Германией и Советским Союзом, возможности в скором времени войны в Европе. Он расценивал этот пакт как «большой удар по Японии», в результате которого она оказывалась совершенно изолированной. Я со своей стороны поинтересовался, какую реальную помощь Китаю оказывают Соединенные Штаты. Чан Кайши попытался уклониться от прямого ответа, но затем на мой уточняющий вопрос сказал, что «отношение правительственных кругов США к Китаю очень хорошее и что Китай пользуется политической и моральной поддержкой Америки». Но он при этом заметил, что правительство в своих действиях ограничено конгрессом и оно будто бы не может «оказать такую же помощь, какую оказывает СССР». Последняя помощь от Америки, по его словам, выражалась в займе 21 млн. ам. долларов, предоставленным 15 июля 1938 г. Я, конечно, не мог согласиться с тем, что Соединенные Штаты Америки не в состоянии оказать большую помощь Китаю, и сказал об этом Чан Кайши.

Чан Кайши (фото 1943 г.)