Записки русского тенора. Воспоминания, заметки, письма

Только сейчас проводила Леонида и Шуру. Им понравилось у нас. Думаю, и обо мне он неплохого мнения, хотя, наверное, в моей верности к тебе сомневается. Так как сказал сегодня на Полянке, что в девчонках и женщинах до 22 лет А девчонки и W — бесёнка. Без сомнения, это относилось и ко мне. Очень жалели, что нет тебя (особенно я жалела, уж я бы им доказала, как люблю тебя). Много новостей узнала о вашей семье, ты мне о них не рассказывал.

Завтра будем с тобой говорить — я, Шура и Александра Николаевна. В прошлый раз я так волновалась, что чуть не расплакалась.

Сегодня была в театре, говорила с Кузнецовым — денег ещё нет, велел придти завтра. Он очень симпатичный, не резкий.

Мирсков прислал Лёле письмо и пишет, что спектакль 23-го прошёл прелестно. Очень хочу с тобой пойти в театр. Печковского я слышала по радио в роли Фердинанда из «Луизы Миллер». Ничего. Публика встречает его тепло. С удовольствием послушаю ещё.

Толик, если пойдешь меня встречать, то позвони перед этим на станцию, узнай время прибытия поезда № 26: из Москвы он отправляется в 10.15 вечера, а в Ленинград приходит, кажется, в 10 утра. Еду в мягком вагоне (№ 5), так как больше мест не было. А день терять жаль.

Очень рада, что услышала твой голосок по телефону, ведь давно уже мы с тобой не говорили. Последний раз пиши 30-го — не хочу, чтобы твои письма кто-нибудь читал, они предназначены только мне. Без тебя жутко скучаю, хотя свободной никогда не бываю.

30 октября 1936 года

Дорогой Толик!

Как хорошо мы вчера поговорили, как хорошо ты пел, слова «Пой мне» звучат в моих ушах до сих пор. Я очень порадовалась твоему голосу — он чист и звучен.

Если будут концерты, то поеду с тобой, включая и Шлиссельбург. «Крейцерова соната» — это произведение Льва Николаевича Толстого, и только. А «Фрегат и Паллада» — это собрание писем Гончарова из кругосветного путешествия. Ты действительно всё спутал. В театре буду смотреть всё, что ты найдёшь нужным. Мне бы хотелось посмотреть «Ромео», но он не идёт. Быть может, «Тихий Дон» пойдёт.

Письмо твоё пришло вовремя. Ты желаешь в нём спокойной ночи, и я как раз прочла это в час ночи. Если ты смело подписываешься «Твой верный Толя», то я своё небольшое письмишко подписываю: твоя неверная жена Нина.

Р. S. Не волнуйся. Неверная потому, что вчера после разговора с тобой пошли с Александром гулять — кататься на метро. Начиная от Охотного ряда и до Сокольников выходили на каждой остановке и осматривали, потом садились и ехали дальше. Обратно опять вылезли в Охотном, прошлись до Садово-Каретной пешком. Затем я посадила его на трамвай № 18 и пошла по Каляевской домой. Явилась без пятнадцати час. Купила в нашем магазине бутылку шоколадного молока и 250 грамм печенья и дома закусила. Но не думай, что я всё сразу скушала — оставила на завтрак сегодня.

С Александром мы говорили много и о многом. Он сказал, что очень хотел бы видеть нас вместе и тогда бы сказал о силе любви каждого из нас (думаю, что не верит мне, хотя и считает меня умным и хорошим человеком — говорил об этом Леониду, а я слышала). Но я отвергла и то, и другое — рассказала о своём гадком характере — это его опечалило. Видел он и Галину. Говорит, что она производит хорошее впечатление, но никак бы не мог представить её твоей женой, а меня — Леонидовой. Мы с ней слишком разные люди. Я, конечно, шикарнее её несравненно и прочее — всё это он говорил вчера Александре Николаевне при мне, я слушала и не проронила ни одного слова. Но что я могла сказать? Понятно, Александра Николаевна превратила меня в какую-то икону, на которую нужно молиться и любоваться.

Попросила Александра снять нашу комнату. Портретами моими он недоволен, говорит, что они искажают все мои черты.

Ну, дорогая ягодка, до свидания, и очень скорого. Твоя маленькая Нина.

22 ноября 1936 года. 11 часов вечера

Толик! Как же теперь? Я так приучила себя к мысли, что мы увидимся 28-го — и вдруг нет. Неужели мы не увидимся до 20 декабря? Это очень долго, тем более что Вы из Харькова, быть может, проездом через Москву отправитесь в Ленинград. Когда же конец?

Твоё письмо меня расстроило. Ты, наверное, болен или ведёшь плохую жизнь — кутишь ночью, спишь днём. А в себе я такую покажу тебе женщину, что век будешь помнить. Живёшь там и живи. И помни, что у тебя в Москве остался друг, которому надо писать, а обо всём остальном забудь. Забудь не только сейчас, а на долгое время.

Желаю тебе успеха прегромаднейшего на спектакле 24-го. Напиши, как пройдёт и как будет Норина.

Ну, Толик, прощаюсь. Крепко тебя целую, жму твои лапы, обнимаю тебя и на свидание не надеюсь. Твоя Нина.

26 ноября 1936 года

Милый Толик!

Очень рада приближающемуся нашему свиданию. И в то же время думаю, увидимся ли мы?