Заповедь

— Скажу! — улыбнулся Захар.

Умар воспрял духом. Теперь только от его рук и умения вести хозяйство зависел достаток в доме. Ох он и работал!.. День еще зарождался, а он и Руслан уже вкалывали на участке. Последними возвращались они в хадзар. Когда наступала очередь Гагаевых пасти личных овец, сведенных для облегчения в одну отару, Умар поручал это дело Руслану, а сам опять же пропадал на склоне горы.

Он первым в ауле стал доставлять навоз на участок и щедро удобрял им землю. Для этого он сплел специальные корзины; связав их, перебрасывал через спину коня и заполнял до краев коровьими лепешками. Когда в первый раз лошадь, понукаемая Умаром, стала, напружинив ноги, карабкаться в гору, насмешников было много, и лицо Дзамболата покрывалось красными пятнами. Но осенью насмешки прекратились. Урожай и кукурузы, и картофеля, и фасоли на участке Умара был в три с лишним раза богаче. Неудивительно, что достаток пришел в его дом.

Но Умар мечтал о большем. В этом году он завез семена из долины. Как никогда тщательно обработал землю, удобрил ее навозом, даже канаву прорыл от ближайшего родника к своему участку. Эх, если бы в сутках было не двадцать четыре часа, а все пятьдесят, — мечтал он порой. А тут еще школа на добрых шесть часов отрывает Руслана от дела... Он никак не мог отделаться от чувства, что его просто нагло обкрадывают. Но, понимая, что детям без образования нельзя, Умар, через «не могу» преодолевая самого себя, согласился с тем, чтобы Руслан и Езетта ходили в школу.

— Но не задерживайтесь, — предупреждал он их. — Забежите домой, быстро подкрепитесь — и сразу ко мне...

Абхаз обижался, когда ему напоминали, как отец воспринял его рождение, случившееся в самый разгар летней страды. Прискакал на поле Урузмаг и прокричал радостную весть:

— Еще одним Гагаевым стало больше на свете!.. У тебя, брат, родился сын!.. И такой звонкоголосый!..

Умар было подбежал к своему коню, намереваясь тотчас же отправиться домой, но смирил свою прыть, похлопав по шее лошади, повернул назад и поднял сгоряча оброненную тяпку:

— Ладно, еще часа два осталось до темноты... Поле не ждет, а малыш никуда не денется... — и ритмично замахал тяпкой...

Руслану ничего не осталось, как последовать его примеру.

Умар часто подходил к люльке, где сладко во сне цокал губами его младший Абхаз. Сима радовалась, глядя, как он любуется сыном, и не догадывалась, что мысли переносили его в те годы, когда он сможет рассчитывать и на пару рабочих рук будущего помощника. Однажды жена, стесняясь, сообщила:

— Скоро в нашей семье пополнение будет...

— Да?! — мгновенно среагировал Умар и окинул ее оценивающим взглядом. — Надеюсь, сына дашь?

— Сердцем чую: джигит... Я уже и имя ему задумала. Алан...

— Алан... — попробовал на слух Умар и удовлетворенно чмокнул: — Подходит!.. — И еще раз повторил: — Алан Гагаев!.. — Он схватил жену за плечи и резко повернул ее лицом к себе: — Ты рожай, рожай... Сколько можешь — рожай!.. Мне много, очень много сыновей надо!.. Дашь дюжину — тебя озолочу...

У Умара с Муратом после памятного изъятия излишков зерна из тайника Дахцыко что-то разладилось. Он все так же испытывал чувство благодарности за передачу ему хадзара Кайтазовых, но никак не мог забыть, с каким азартом Мурат опорожнил тайник Дахцыко. Через два дня между ними состоялось объяснение.

— Как ты пошел на это? — спросил брат. — Ведь мне известно, что ты опекал Зарему, а она как-никак дочь Дахцыко.

— Конечно, больно было, — насупил брови Мурат. — Где-то там внутри копошилась мысль, что нехорошо поступаю, — и раздраженно промолвил: — Но он-то каков? Знал про голод в стране, а прятал хлеб?! Подозреваю, что у него еще где-то тайник.

— Напрасно подозреваешь, — укорил Умар Мурата.

— Так у него же по-прежнему на столе появляется чурек.

— Появляется не потому, что еще тайник есть, — усмехнулся Умар, — а потому, что наши предки завещали нам помогать друг другу...

— Ты хочешь сказать, что с ним поделились зерном аульчане?! — озадаченно посмотрел на брата Мурат.

— Да.

— Зря! — рассердился Мурат. — Надо было проучить жадюгу!.. Он вот и в товарищество по совместной обработке земли не желает вступать.

— А кто-нибудь желает?

— Пока нет, — сокрушенно поник головой Мурат. — Весь аул обошел: никто не согласен, своего счастья не видят. Может, ты, красный боец, подашь пример?.. — с надеждой заглянул он в глаза Умару.

— Нет, не подам, — сказал брат. — Я пока в силах сам обрабатывать свой участок.

— Видишь, и ты туда же. А надо бы не уговаривать, а насильно всех.

— Эх, Мурат, Мурат, что-то в тебе надломилось, — почмокал языком Умар.

— Наоборот, я стал более волевым, отбросил излишнюю мягкость. И всем так надо поступать. Иначе мы не добьемся мировой революции.

— Почему ты не задумаешься о том, как эта жестокость, которой ты восхищаешься, отражается на человеке? — спросил Умар.

— Хорошо должна отражаться, — сказал как отрезал Мурат. — Люди не понимают своей выгоды, вот и приходится принуждать. Потом, когда поймут, благодарить будут...