— Направляются к отаре, что пасется на том склоне, — Дзамболат, видя, что Мурат не догадывается, в чем дело, пояснил: — В обмен на то, что привез Салам, Умар отдает ему овец.
Мурат весь вспыхнул от гнева. Неужели Умар дошел до того, что вступил в торговую сделку с Тотикоевыми? Этого не может быть! — твердил Мурат себе до тех пор, пока бричка не направилась в обратный путь: все увидели, что в ней, тесно прижавшись друг к другу, лежали овцы...
— С десяток отдал, — прикинул Урузмаг. — Знать, неплохие вещи привез Салам из города...
Мурат бросил на землю лопату, быстро переставляя ноги, сбежал по склону. Умара он застал перед ворохом вещей, наваленных на топчан.
— Любопытство сюда привело? — усмешкой встретил брата Умар. — И в самом деле, неплохие вещи я приобрел. Посмотри, какой отрез. В самый раз на черкески. Хватит и на меня, и на Руслана, и еще останется на Абхаза, как тот подрастет. — Он, чтоб лучше разглядеть, потянул ткань к окну: — Добротный материал, не один год послужит...
— Это привез Салам? — едва сдерживаясь, тихо спросил Мурат.
— Он.
— И ты взамен ему отдал овец.
— Вещи того стоят.
— Так ты что, затеял куплю-продажу с Тотикоевыми? — зарычал Мурат.
— А нельзя? — с интересом посмотрел ему в лицо Умар.
— С ними?! С Тотикоевыми?!
— Если один из них доставил нужный мне товар, почему не обменяться? — сказал Умар. — Он мне — то, чего у меня нет, я ему — то, в чем он нуждается.
— Ты простил им?
Умар отбросил отрез на топчан, встал напротив брата, произнес весомо:
— Власть их простила и отпустила.
— Власть могла, — фыркнул Мурат. — Но ты?! Тот, который чуть не погиб от их руки?
— Но рядом с тобой трудится Тузар. И ты не избегаешь его, а ведь он тоже Тотикоев.
— Сравнил, — лицо у Мурата перекосилось. — Еще неизвестно, как Салам это барахло заработал.
— Известно как, — парировал Умар. — Не нарушая советских законов. Они разрешают открыть чайную. Вот Салам и открыл. Жена его делает пироги на все вкусы, народ и хлынул к нему. К тому же пиво у него настоящее, сделанное по древним осетинским рецептам... Когда человек что-то умеет, он в накладе не остается. У Салама появились деньги. Он знает, что горцы обносились, а фабрики выпускают мало тканей. Он достал их и отправился в горы. И я ему благодарен. А он — мне, потому что я снабдил его свежей бараниной на шашлыки. Такие, как я, сейчас очень нужны городу. Еды там не хватает. А я могу дать и мясо, и козий сыр... Скоро и фрукты предложу — видишь, как грушами утыкал склон горы! И орехи будут! Эх, мне бы побольше земли — дал бы городу и зерно. И не только кукурузу, но и пшеницу!.. Чего таращишь глаза? Не веришь, что ли?
— Я таращу глаза, пытаюсь понять, кто передо мной: красный боец Умар Гагаев или кулак, — выпалил Мурат. — Будь ты неладен! Как смеешь думать о купле-продаже, когда вот-вот грянет... — задыхаясь от бешенства, он не мог продолжить фразу, ловя ртом воздух.
— ... Грянет мировая революция?! — подсказал Умар.
— Вот именно! О ней все помыслы твои должны быть, о ней!..
Умар поднял ладонь, укоризненно сказал:
— Все стараюсь с тобой всерьез поговорить, а ты бросаешь лозунги. Легче о далеких годах говорить, когда всего будет вдоволь и никому голодать не придется... Но человек, забывший, когда он вдоволь ел, в мечту перестает верить — видит и во сне, и наяву только краюху хлеба. И нет в нем веры, что когда-нибудь заживем лучше.
— Заживем! — заорал Мурат. — Вот создадим колхозы, заполучим трактор, и будущее придет. Не во сне — наяву!
— Что, нажимают на тебя сверху насчет колхозов? — сочувственно спросил Умар.
— Нажимают, — вздохнул Мурат. — И укоряют, мол, Хохкау — совсем малюсенький аул, а я не могу совладать с двумя-тремя десятками горцев. И это сейчас, когда пошел лозунг: «Добьемся сплошной коллективизации!»
— Сплошной? — усмехнулся Умар. — Вот чего не пойму, почему там наверху мечтают, чтобы весь народ строем ходил. В колхоз — строем, передумают колхозы создавать — строем же все и выйдут. Как-то ты меня упрекнул в том, что я не представляю преимущества коллективного труда. Неправда, я не дурак. Когда всем миром набрасываешься на дело, все спорится. Да, меня смущает требование отвести в колхоз лошадей и коров, сдать подводу и весь инвентарь... Ты знаешь, как тяжко они мне достались, сколько потов с меня сошло, пока поднял хозяйство. И вдруг опять остаться ни с чем!..
— Но добро свое возвратишь урожаем! — воскликнул Мурат. — И разве сейчас ты вкалываешь не ради урожая?
— А ты уверен, — прищурил один глаз Умар, — что урожай попадет в твой амбар?
— Как это? — растопырил пальцы Мурат.
— Помнишь, как изымались «излишки»? Разве для хозяина отобранное зерно было излишним? А отбирали.
— В стране был голод! — отчаянно закричал Мурат.
— Только это и сдержало меня тогда. Будь иначе — я сорвал бы со стены шашку, с которой ходил в атаку на белогвардейцев. Между прочим, бок о бок с тобой.
— Не жалеешь ли ты? — подозрительно посмотрел Мурат на брата.