Заповедь

— Нет, не жалею. Новая власть дала мне землю, благодаря которой я зажил без нужды. И теперь, когда хотят обратно отнять ее — отнять обманом, — я не поддамся. Знаю одно: человек, у которого есть клочок земли, не пропадет...

Уходя, Мурат в сердцах хлопнул дверью так, что зазвенели стекла в окнах. Умар не рассердился, не крикнул вслед, а прикрыв приобретенные вещи мешковиной, легкой походкой выскочил из хадзара и поспешно направился на свой участок — надо было наверстывать упущенное за время переговоров с Саламом и спора с Муратом...

***

Вечером, когда вся семья ужинала, заявился Тузар. Молодого горца пригласили к столу. По случаю неожиданного гостя отец потребовал, чтобы на стол поставили графин с аракой. Но Тузар наотрез отказался пить. Да и ел очень мало. Мурат с отцом переглянулись: впервые за многие годы один из Тотикоевых осмелился войти в их дом. Это что-нибудь да значило. Лишь весьма веская причина могла заставить Тузара забыть о многолетней вражде между двумя фамилиями. Но расспрашивать его не стали — наступит время, сам заговорит:

— Посоветоваться надо, — обратился наконец Тузар к Мурату.

— Не хватило терпения до утра? — усмехнулся тот.

Отцу не понравился негостеприимный тон сына, и он постарался исправить впечатление Тузара от приема в доме Гагаевых, дружелюбно спросил:

— Как твои в городе устроились?

— Занятие их не очень достойное для горцев, но времена стали другие — грех жаловаться. Ходит там в начальстве один Тотикоев, он и устроил Махарбека и Мамсыра при базаре. Сами они не торгуют, но за чем-то обязаны следить... Салам по-прежнему держит чайную, — Тузар опустил голову.

— Васо, я слышал, в Алагире? — заметил Дзамболат.

— На станции работает, — ответил Тузар. — А Дабе возит почту из Владикавказа в Алагир.

— Конюхом, значит, — усмехнулся Мурат.

— Как-то иначе называется его должность, не запомнил, — покорно произнес Тузар.

— Конюх есть конюх, как его ни называй, — отрезал Мурат.

— Ты будто радуешься, сын? — недовольно поморщился Дзамболат. — Чему бы?

— Теперь поймут, что такое жизнь, — весело ответил Мурат.

— Такая радость не достойна джигита! — резко прервал Дзамболат сына. — Ты понимаешь, что это оскорбляет Тузара? А в чем он провинился?

— Эх, отец, я вижу то, чего вы не желаете замечать. Мы с вами никогда не сможем приобрести во Владикавказе и Алагире дома... А они купили. Откуда деньги? Значит, утаили золото. Когда их арестовали, надо было тайники поискать, да мы постеснялись: как же, земляки ведь!.. А они вот воспользовались этим... Не надо их жалеть, — Мурат обратился к гостю: — Ты, Тузар, на них не похож. Достойно уважения уже то, что не отправился следом за братьями в долину...

Когда они вошли в комнату Мурата, Тузар застеснялся. Гагаев пришел ему на помощь:

— Что-то ты последние дни сам не свой. Тебя огорчила поездка к родным?

Тузар помялся, тихо промолвил:

— Не разрешили они мне жениться.

— Жениться? — встрепенулся Мурат. — На ком?

— В этом и трудность, — покачал головой Тузар. — Как услышали, что она не осетинка, — и слушать не захотели. Такого позора, говорят, мы не потерпим. Забудь ее и все!

— Не осетинка... — тут до Мурата дошло: — Зина?!

Тузар опустил глаза, несмело кивнул.

— Достойная невеста! — заключил Мурат.

— Может, есть закон, по которому братьев заставят дать согласие? — спросил Тузар.

— А мы и не будем у них спрашивать разрешения, — заявил Мурат. — Раз ты согласен, раз Зина согласна, то по советским законам выходит — быть свадьбе! И мы ее тебе устроим! Сельсовет устроит!

— Зина хочет, чтоб свадьба была по-осетински, — сообщил Тузар. — Ей нравятся наряд, приезд за невестой на конях...

— Вот это невеста! — воскликнул Мурат. — Она уважила не только тебя своим согласием! Она уважила весь аул. Скажи ей: все, чем красива осетинская свадьба, будет!

Свадьба прошла весело. Правда, огорчало, что из братьев Тузара прибыл лишь Салам, да и тот, казалось, только для того, чтобы своими глазами увидеть свадьбу, состоявшуюся без согласия родных. Он пробыл в ауле лишь до вечера.

— Куда ты? — попытался удержать его Дзамболат.

Но Салам только огорченно рукой махнул, отстаньте, мол, все... Так и уехал... Аульчан огорчило и то, что родители невесты не смогли прибыть, а прислали из Воронежа поздравительную телеграмму...

Глава 29

На душе у Мурата было тоскливо. Беседы с людьми приносили горечь.

Горцы терпеливо выслушивали его, но видно было, каких усилий им это стоило. В глазах были любопытство и... неверие. Мурат мучительно размышлял, пытаясь понять, почему неубедителен его рассказ, может, он произносит не те слова, или беда в нем самом? Неужто прав Умар, утверждая, что неверие пошло с того дня, когда он вместе с милиционером и шахтерами сделал обход аула в поисках утаенного зерна? А может, виной тайник Дахцыко? Но разве горцы не понимают, ради чего он это сделал?

Как-то Хамат заявил на нихасе: