К вечеру третьего дня наконец добрались до долины. Повстречавшийся им всадник в ответ на вопрос, как ехать до Ногунала, насмешливо усмехнулся, глядя на их скарб, потные лица и запыленную одежду, ткнул кнутовищем в сторону едва видных строений:
— Вон ваше гнездышко отчаянных...
Сам всадник явно был не оттуда. Он, видимо, съехал на эту дорогу с одной из проселочных. Он ускакал, не желая продолжать разговор, озадачив словами «гнездышко отчаянных».
Все явственнее становились видны дома. Чем ближе подъезжали подводы к селу, тем беспокойнее становилось на душе. Со слов лектора и из газет Мурат знал, что переселенцы довольны своей судьбой, благодарят за предоставленную возможность перебраться в долину, где им выделены плодородные земли... Проезжая мимо сел, Мурат видел, как добротны дома жителей низины. Крыши их покрыты железом или черепицей. Окна поднимались на два-три метра над землей. Во дворе блеяли овцы. Коровы жевали свою вечную жвачку. Довольством так и веяло от хадзаров... А тут им предстали низенькие, скособоченные, неровно, наспех построенные домишки с узенькими окошками и разбитыми стеклами. На редкой крыше увидишь черепицу, не говоря уже о железе, — большинство крыты соломой. Дворов не было — домишки стояли, не огражденные забором, что считалось позором, последней гранью бесхозяйственности горца. Собаки не были привязаны; заслышав скрип колес, они яростно набросились на них. Хотя вечер еще не наступил, единственная улица села была пустынна. Лишь возле одного домика возились в земле дети. Мурат натянул вожжи, закричал им:
— Из взрослых кто-нибудь дома есть?
На него уставились удивленные глаза. Остановились и следовавшие за ним подводы и арбы. Мурат встретился взглядом с Умаром и по его растерянному виду понял, что и брат удручен увиденным. Дахцыко, Дунетхан, Мадина и Фариза с недоумением смотрели на неухоженных детей. Губы Урузмага кисло скривились...
— Эй, малыш, — выделил Мурат среди столпившихся возле подвод мальчуганов того, что постарше, — позови кого-нибудь из дома.
Малыш сорвался с места и бросился к хадзару. Через минуту из низеньких дверей дома, согнувшись, вышел старик осетин и бодро зашагал к ним, сопровождаемый маленьким гонцом. Он поздоровался, обращаясь к Дахцыко, тотчас же определив, что он старше по возрасту:
— С приездом, дорогие гости, — и засмеялся, показав им беззубый рот. — Впрочем, что я говорю? Вы, судя по скарбу, хотите стать нашими соседями. Угадал?
Дахцыко, поражаясь его веселости, уточнил:
— Мы намерены были поселиться в Ногунале...
Старик всплеснул руками, что совсем не было прилично мужчине, замотал бородой:
— Значит, вы на месте. Это и есть Ногунал. Мы его сами воздвигли. Сами! За шесть лет! Когда я приехал сюда, здесь было поле. Только поле — и ни одного домика. А теперь... — он счастливо засмеялся.
Чему он радуется? — поразился Мурат. Так говорит, будто горы свернул, достиг земного рая. А чего здесь радоваться? Сразу видно: беднее села в Осетии нет. Мурат видел, что и Умару, и Дахцыко, и Урузмагу, и Тотырбеку не по себе, а Сима, глядя на село, ладонями шлепнула себя по щекам:
— Это и есть Ногунал?!
— Деревья здесь не растут? — спросил Мурат, чтоб сказать что-то.
— В первый же год посадили, — охотно стал рассказывать старик. — Да наши недруги, когда мы были в поле, порубили их. Мы осенью вновь посадили, а они опять порубили, — продолжал он. — Прошлой весной снова привезли саженцы. Да не подросли они еще. Через три-четыре года вокруг каждого дома будет много деревьев, — закончил он.
— Зачем вам много? — зло усмехнулся Умар. — И одного хватит, чтобы весь ваш хадзар скрылся в его тени.
Старик приподнял брови, глянул на Умара испытующе, скривил губы:
— А-а, вот ты о чем... Домишки наши не нравятся. Так они и нам не по душе, времянка же.
— И эта времянка? И эта? — стал тыкать пальцем в выстроившиеся неровной линией хадзары Умар. — И эта? И та вон? Все временно построили?
— Временно, — серьезно кивнул старик.
И тут в беседу вступил молчавший до этой минуты Урузмаг, удивленно спросив:
— А кто рубил деревья?
— Если бы мы знали, — вздохнул старик и махнул рукой сперва на запад, потом на восток. — Кто-то или со станицы, или из аула. И те и другие нас не любят...
— Повздорили вы? — спросил Тотырбек.
— Нет, мы к ним всей душой. Это они никак не могут простить, что у них урезали землю и нам отдали... Вот и... Смотрите не попадитесь им в одиночку на дороге или в лесу.
Мурат опять переглянулся с Умаром. Весь вид брата говорил о том, что он не верит старику. И Дахцыко пожал плечами, как будто говоря: ума, что ли, лишился старик? О чем он лепечет?..
— Послушай, уважаемый, мы не малые дети. Если ты решил, что запугаешь нас и мы возвратимся назад в Хохкау, то ты глубоко ошибаешься: мы прибыли сюда жить и, что бы ты ни говорил, останемся здесь. Ясно тебе?
Старик выслушал Умара, посуровев, резко ответил:
— Никого я пугать не хочу. Я только отвечаю на ваши вопросы. И если вам не нравятся мои ответы, то вина в том не моя. Не желаете — не стану вам говорить ни о пожарах, ни о стрельбе, ни о драках...