Заповедь

— Тотикоевы не просто кровники, они — классовый враг, — возразил Мурат.

— Не говори мне мудреные слова, — попросил отец. — Я знаю одно: нельзя фамилиям смотреть друг на друга через прицел винтовки. Никому и никогда это не принесло счастья — только горе, страдания и много-много пролитой крови... Причем давно замечено: от кровной мести роды вырождаются. А почему? Худшего убить — особой доблести нет. Поэтому стреляют в лучших, наиболее умных и авторитетных... От этого страдает семья, фамилия, род, весь народ... И неспроста наши предки придумали обычаи примирения кровников. И они понимали, что нельзя вечно жить во вражде и мести. Когда-то пора и мир установить. И лучше раньше, чем поздно.

— Так что, мне, красному бойцу, представителю власти, крадучись пробираться в хадзар Тотикоевых?! — негодующе воскликнул Мурат.

— Послушай, сын, — успокаивающе произнес Дзамболат. — У осетин никогда не было и нет двух видов одного обычая: для простых горцев и для облаченных властью. И ты прекрасно понимаешь, что народ силен не враждой, а дружбой и сплоченностью. Соблюсти обычай — не значит унизить себя. Наоборот, народ к начальнику, соблюдающему обряды, обычаи и традиции, проникнется еще большим уважением. Смири же свою гордыню, Мурат. Тем более что тебе не придется крадучись пробираться в хадзар Тотикоевых — Тузар всегда рад увидеть тебя в своем доме. И Кябахан, как умная женщина, тоже не станет препятствовать примирению... Не пожелаешь исполнить обычай — значит, обречешь многих своих родных на смерть и станешь на пути счастья своего же родного брата... Так что выбирай...

— Да, Мурат, да, — выдавил из себя разволновавшийся Урузмаг. — Как ни противно твоей натуре, сделай это для меня. — Он оглянулся на отца и братьев: — Если не хотите, чтобы девушка из фамилии Тотикоевых жила под нашей крышей, отпустите меня...

В наступившей тишине Мурат сказал уклончиво:

— Фариза трудолюбивая, хозяйственная и скромная — не в Тотикоевых... — и умолк.

Умар усмехнулся, спросил:

— И куда ты, Урузмаг, намерен направить свою... культяпку?

— В долине одноногому легче, — ответил вместо Урузмага Мурат. — Договорюсь с начальством, ему выделят участок...

— Отец, — поспешно воскликнул Умар. — Я ведь пригласил всех вас для того, чтобы объявить о своем решении отправиться в долину!.. Да-да, вы не ослышались: хочу туда, в Ногунал. Здесь мне тесно, тесно!.. — вырвалось у него. — Мне бы земли еще!.. Силы есть, желание — тоже... Хочу жить достойно...

— И я с тобой, Умар, — тихо признался Урузмаг.

— Вот к чему привели твои, Мурат, слова, — вздохнул отец. — Небось и сам задумал покинуть нас?..

Мурат заколебался...

— Если бы весь аул поднялся — Мурат во главе бы встал, — Умар озорно подморгнул Касполату. — А так ему резона нет... Ему еще в Хохкау больницу построить надо...

От такого явного намека Дзамболат не удержал улыбки. Лицо Урузмага тоже расплылось, засветилось... Что делать? — тайна Мурата давно уже не тайна. Упрятав улыбку в усы, Дзамболат сказал Урузмагу:

— Хорошо, пусть будет по-твоему. Пошлем сватов к Тотикоевым и в одно из ближайших воскресений сыграем свадьбу. И тотчас же начнем готовить вас к переезду в долину... Мурат проводит вас до самого Ногунала. Его начальство знает: глядишь и не посмеют обидеть вас при выдаче земли... — Дзамболат зыркнул глазами на Касполата: — А тебя не отпущу. Воздух родных гор тебе полезен. И нам спокойнее, когда ты при нас...

... Поначалу Тузар и не догадывался, что в хадзар пожаловали сваты. Хамат, Иналык и Мурат, сурово хмуря брови, пересекли двор и, когда хозяин широко распахнул перед гостями дверь, согнувши головы степенно перешагнули через порог.

— Мир и счастье этому дому, — успел только произнести Хамат.

Мурат шагнул к очагу, снял с крючка еще теплый от вскипяченного молока котел, опустил его на пол и, подхватив обеими руками цепь, взвалил ее на плечи и обвил вокруг груди и талии.

— Дело сделано, — заявил Хамат. — Две кровные фамилии помирились.

— Надо бы, чтобы это увидела и Кябахан, — сказал Иналык и кивнул Тузару на дверь в женскую комнату: — Нельзя ли ее вывести сюда?..

Мурат, гордо выпрямился, покорно выждал, пока Тузар и Фариза одели мать в лучшее платье и на руках вынесли ее к очагу... Горянка посмотрела своими строгими и одновременно грустными глазами на Мурата, не пожелала заметить, что в его позе и лице ничего нет от кающегося человека, жестом попросила его приблизиться и, прижав его голову к груди, провозгласила:

— Святой Сафа, которому ты вверил свою судьбу, берет тебя под свое покровительство...

Потом ей пришлось выслушать много нареканий от Махарбека, Васо, Дабе, Салама и особенно Мамсыра, которые никак не желали примириться с Гагаевыми, но Кябахан пригрозила, что любого из них, кто попытается взять кровь с Гагаевых, она проклянет, и его душа попадет в ад... Обычай был соблюден, и исчез повод для кровной мести. Не стало и препятствий для свадьбы Урузмага и Фаризы...

***