Заповедь

— И часто нападают? — спросил Мурат.

— В открытую боятся, — сказал Уруспи. — Ищут любую причину: то овцы на их поле забрели — драку начинают с избиением хозяина до полусмерти, то сорняк на нашем поле нашли — опять же крик, шум — губят, мол, все поля и наш урожай тоже.

— Понятно, — промолвил Мурат и посмотрел на соседнюю могилу.

— Тоже от их рук погиб, — пояснил Уруспи. — В двадцать первом году, как только приехали сюда. Чего они только ни делали, лишь бы сорвать нас с места, выгнать отсюда! Пожар устроили в поле. Пшеница сгорела. Весь первый урожай. Харитон и не выдержал. Нельзя, говорит, им спуску давать — совсем обнаглеют. Они нам красного петуха — мы им! Они стреляют в наших овец, мы — в их овец. Только, мол, так! Отговаривали его люди, убеждали, опасаясь, что до братоубийства дойдет... Тогда Харитон решил сам мстить. Слухи ходили про одного кулака-казака, что пожар — дело его рук, очень уж он был зол за то, что отрезали у него кусок земли. Доказать это милиции не удалось, но все знали: поджигатель — он. Едва кулак снопы собрал, запылали они. Вся его пшеница сгорела. Харитон уже не мог успокоиться, мстил. Вот однажды ночью и настигли его в поле — застрелили.

— А что же власти? — развел руками Мурат.

— А что они сделают? Уговаривали, грозили судом, ничего не помогает... В двадцать втором году кулаки банду собрали и напали на переселенцев. Но к этому времени у нас уже был свой отряд самообороны. Настоящий бой разгорелся. У них и у нас были раненые. С тех пор вот так и ходим с винтовкой: в поле — с винтовкой, в лес — с винтовкой, в район — с винтовкой... Ночью дозорных выставляем... От кулаков свое добро бережем...

— А здесь кто? — указал на третью могилу Мурат.

— Володя Тисов, тоже погиб, но не от пули. Спешил на поле с семенами, а у подводы колесо отвалилось. Сам решил вставить. Подпер плечом подводу, колесо надел, но внутри что-то оборвалось. Ему бы возвратиться домой, отлежаться, а он жадный был до работы, отправился в поле. Там плохо стало, пока везли в район к врачу, помер...

В последующие два дня, знакомясь с переселенцами, слушая их, Мурат непрестанно удивлялся несоответствию между жизнью, царившей в Ногунале, и душевным состоянием его жителей. Поселенцы говорили громко, жесты у них были размашистыми, речь отрывистая, резкая, какая бывает у людей, знающих, что впереди ждут радости.

Откуда же у них эта радость жизни, эти горящие счастливым огнем глаза? Откуда у них сила духа, бодрость и уверенность в завтрашнем дне? Откуда?

— ... Итак, все подписи есть, — на третий день пребывания хохкауцев в новом ауле сказал Мурату председатель сельсовета Андрей Кокуев. — Теперь твои братья — полноправные жители нашего нового села. Мы им поможем поставить землянку на первое время, выдадим денежную ссуду. Сегодня же обретете землю... Заимообразно ссудим семена... Правда, у нас их очень мало...

***

Им не терпелось поскорее увидеть выделенные участки. И наконец Мурата, Дахцыко, Умара, Урузмага и Тотырбека повезли в поле. Они ошалели при виде необъятных, простиравшихся до самых гор полей. Чувство, охватившее их, было близко к страху. Казалось, что везут их на подводе по владению какого-то великана. Давно им не дышалось так привольно. Умар верил и не верил тому, что видел. До него едва доносились голоса сопровождавших Андрея Кокуева и двух его помощников. Андрей остановил лошадь и, дождавшись, пока все сойдут на землю, широко зашагал по еще не вспаханному полю, а потом, внезапно остановившись, показал пальцем в воткнутый в землю колышек и небрежно бросил Умару:

— Отсюда начинается твой участок и простирается до следующего колышка.

Старший брат Мурата, страшно волнуясь и дрожа всем телом, устремил взгляд вперед — он искал второй колышек, отмечающий границу участка...

— Я не вижу, — застонал он, обращаясь к Андрею.

— Так отсюда и я не вижу, — улыбнулся Кокуев и опять подмигнул друзьям: — Ты уж не поленись, уважаемый Умар, сделай шагов пятьсот — и тогда увидишь впереди колышек...

— Пятьсот?! — ахнул Умар.

— Это в ширину, а в длину — вдвое больше, — и Андрей махнул рукой налево...

Бедный Умар! Он чуть не упал от неожиданности.

— Это все мое?! — выдохнул он.

— Твое, Умар, твое, — подтвердил Андрей и повел рукой направо. — А по эту сторону твоя земля, Урузмаг. А рядом твоя, уважаемый Дахцыко... Соседом же твоим будет Тотырбек Кетоев.

Урузмаг изумленно изучал свой участок, стоял, положив ладонь на грудь, чтоб не выскочило на радостях сердце, и не мог оторвать глаз от земли.

— И я могу ее пахать?! — закричал Умар.

— Можешь, — засмеялся Андрей.

— Я могу что пожелаю посеять здесь?! — вопрошал Умар срывающимся голосом.

— Сей что хочешь, — отвечал Андрей.

— И урожай будет мой?! — все еще жаждал убедиться, что над ними не подшутили, Умар.

— Конечно, твой! Чей же еще?