Застава «Турий Рог»

— Вы говорили, что у вас з нами одна стежка-дорожка. Не передумали? Коли так, давайте смекнем, как жить дальше. Только без фокусов. Ежели что, кончу самолично.

— А вам не кажется, что недоверием можно жестоко оскорбить?

— Пожалуй. Но предупредить обязан.

— Я готов помочь. О причинах не спрашивайте, считайте, что у меня доброе сердце. Выкладывайте скорее ваш план, времени мало, светает.

— Замысел прост, — неуверенно начал старшина. — Придет хозяин цей ведмячей хаты, я его… — Данченко сжал пудовый кулак. — И ходу…

— Не годится ваш план, не выдерживает критики. Расчет на грубую физическую силу. Содержателя притона вы, безусловно, нейтрализуете, его и так ветром шатает. А дружки? Эта банда вооружена, а вы, хоть и выглядите эдаким Гераклом, ранены…

— Я в форме, — возразил Данченко. — Почти. И потом, нас трое…

— Нас четверо. Тем не менее нам перережут глотки. Ясно как шоколад.

— Может, взять хозяина заложником?

— Абсурд! Поступим иначе. Я сделаю притоновладельцу некое предложение, которое он наверняка примет. От денег в подлунном мире еще никто не отказывался. Только вы в своем коммунистическом раю собираетесь деньги отменить, а из золота построить общественные ватерклозеты…

— А чем плохо?

— Не будем дискутировать. Мой план принимаете?

— Попробуем… Действуйте.

Лещинский был прав. Скелет оказался сговорчивым и даже притащил пограничникам одежду — старые куртки, платки…

Петухов возмутился:

— Рванье! Что я — чучело огородное?! Форму не сниму.

— Форма! Гимнастерка — сито, брюки — решето. Живо переодевайся! — прикрикнул Данченко.

Но Петухов нарочно медлил, и ему ничего не досталось. Беглецы вышли из подвала и, никем не замеченные, направились в порт, Скелет обрисовал дорогу довольно точно, Лещинский, хотя и не бывал раньше в этом районе, уверенно шагал впереди и вдруг, свернув за угол, шарахнулся назад:

— Патруль!

Беглецы юркнули в ближайший подъезд, черным ходом выскочили во двор и прошли мимо каких-то развалюх на другую улицу, свернули в переулок и вновь оказались на топком, заваленном мусором берегу. Джонок здесь было поменьше. Лещинский взбежал по хлипкому дощатому трапу на лодку

— Сюда! В трюм…

Выждав время, Данченко выглянул из люка. На палубе навалены мешки с зерном, рубка пуста. Старшина вылез наверх, обошел утлое суденышко и спустился вниз.

— Экипаж отсутствует.

— Отлично, — обрадовался Петухов. — Одолжим лодочку без отдачи, и полный вперед на всех парусах!

— Отставить! Чужого не возьмем.

— Обстоятельства требуют действий, — улыбнулся Лещинский. — Давайте превратимся в пиратов, возьмем на абордаж джонку и поплывем, отбиваясь от многочисленных недругов. Увы, в никуда.

— Гражданин задержанный прав. Сплывать по течению ни к чему. Нам треба на север, к границе, а река течет на юг, в океан, — сказал Данченко.

— Не сочтите за дерзость, но мне не импонирует ваш лексикон. Слово «задержанный» звучит не слишком обнадеживающе и, строго говоря, не соответствует истине. Лучше сказать добровольно присоединившийся, хоть сия формулировка от реальной действительности еще дальше…

— Дело не в словах. У нас на Вкраине кажуть: хоть горшком назовы, тильки в пичь не ставь. Давайте решать, не век же здесь куковать. Да и хозяин может нагрянуть, тогда придется идти на крайние меры, а это нежелательно.

— Свяжем, как овцу, и побрыкаться не дадим, — сказал Говорухин.

— Не годится…

— Да, насилие лучше исключить, — сказал Лещинский.

Послышались легкие шаги, Петухов метнулся в угол, Говорухин стал у люка. Заскрипел трап, в трюм спустился старый китаец, казалось, он не удивился, увидев чужих, почтительно склонив голову, выслушал объяснения Лещинского. Петухов, прислушиваясь к незнакомой речи, недоверчиво разглядывал старика. Китаец, прижав руки к груди, что-то прокричал, в трюм спустилась девушка с корзинкой и с поклоном протянула ее Лещинскому.

— Нам предлагают позавтракать. Деликатесов не сулят, но заморить червячка можно. Не знаю, как вы, господа, а я зверски голоден.

— Не потравит нас дедуля? — недоверчиво спросил Петухов. — Не нравится мне его рожа.

— Прекрати, Кинстинтин. Люди к нам с добром, а ты… — Говорухин вынул из корзины вареную брюкву[205], луковку. — Налетай!

— Спасибо, товарищ! — Петухов с чувством пожал куриную лапу старца. — И тебе, сестренка, спасибо. Вы рабочие, да?

Девушка зарделась, закрыла лицо.

— Товалися… — кланялся старик, — товалися…

— Пролетарское единение. Интернационализм в действии. Очень трогательно. Но лучше бы нам уйти — сюда может нагрянуть полиция, — предостерег Лещинский.

— И я так считаю, — согласился Данченко. — Вечером попробуем вырваться из города.

— А потом? — спросил Говорухин.

— Будем пробиваться к границе.

Лещинский удивленно присвистнул:

— Вы отдаете отчет своим словам, Петр…

— Аверьянович.

— Петр Аверьянович. До границы более тысячи километров враждебной вам территории. Как вы намерены их преодолеть? Угоните автомобиль?

— Будем действовать по обстоятельствам. На худой конец пеши пойдем.