Читаем Завтрашний ветер полностью

пании. Даже шорох бамбуковых штор из Вьетнама

тревожил его на даче, вырывая из наконец-то за-

служенного покоя. Разительное моральное превос-

ходство над теми нашими поэтами, которые, совер-

шая туристские вояжи за границу, не находят там

никаких социальных тем, занимаясь лишь ностальги-

ческими вздохами по родным оставленным березкам.

В Смелякове была особая, идущая прямо от Мая-

ковского, не искусственно привнесенная, а выношен-

ная во время всех испытаний, лирическая социаль-

ность. Классика несоциальной — быть не может.

6

Только большой поэт может выра-

зить неясное ощущение с такой пе-

чалью и точностью.

(Я. Смеляков.

Из статьи о стихах А. Твардовского)

Все сказанное о социальности поэта, о его граж-

данственности ничего не стоит, если у поэта нет та-

ланта. Социальность от бездарности не выручает.

Гражданственность не индульгенция за «плохопись».

Плохо написанная правда — уже неправда. Клас-

сика — это не только общественное, но и художест-

венное величие. Поэзия Смелякова есть явление об-

щественное только потому, что это высокая поэзия,

с золотым клеймом мастера. Это золотое личное

клеймо прежде всего интонация. Смеляковская ин-

тонация менялась, но всегда оставалась собственной.

Я увидел каменные печи

и ушел, запомнив навсегда,


как поет почти по-человечьи

в чайниках кипящая вода.

Жестокое, железное:

Мамонты пятилеток

сбили мои клыки... —

переходит в грустное, тончайшее:

Юноша мягкой тряпкой

поршни не оботрет.

Какая печаль и точность в этом эпитете!

Вот державно, раскатисто, как будто шаги Пет-

ра по свайным настилам строящегося Петербурга:

День — в чертогах, а год в дорогах.

По-державному широка

в поцелуях, слезах, ожогах

императорская рука.

Вот прозрачно и щемяще, с тоской и радостью по-

следней любви:

Ты возникла в моей вселенной,

в удивленных глазах моих

из светящейся мыльной пены

да из пятнышек золотых.

Обнаженные эти руки,

увлажнившиеся водой,

стали близкими мне до муки

и смущенности молодой.

Смеляков писал, обращаясь к Луконину: «Мы

плебс, и вкус у нас плебейский». Но это была по-

лемическая наигранность. В Смелякове была врож-

денная аристократичность, как у любого настояще-

го рабочего.

Десять раз по десять лет пройдет,

снова вьюга заметет страну.

Звездной ночью юноша придет

к твоему замерзшему окну.

Изморозью тонкою обвит,

До утра он ходит под окном.

Как русалка, девушка лежит

на диване кожаном своем.

Зазвенит, заблещет телефон,

В утреннем ныряя серебре,

И услышит новая Манон

голос кавалера дс Грие...


Талант Смелякова пробивался всюду, даже если

иногда он был «между штабелями кирпича, рельсами

и трубами зажат».

Смеляков доказал всей своей поэзией художест-

венную силу эпитета, иногда превосходящего мета-

фору. Вот хотя бы некоторые примеры:

Нехорошо соединенный

кумач и траур на бортах.

Он пашню бережно ощупал

руками быстрыми слепца...

...на слабой известке гвоздем.

...всероссийская эта кепка.

С какой печалью и точностью стоят эпитеты

в портрете делегатки:

Лишь как-то испуганно жалась

и таяла в области рта

забытая древняя жалость —

крестьянской избы доброта.

Но этот родник ее кроткий

был, точно в уступах скалы,

зажат небольшим подбородком

и выпуклым блеском скулы.

(«Портрет»)

Когда это нужно, Смеляков не боится употреблять

старомодную, почти банальную интонацию, привно-

сящую какой-то особый запах печали:

И, к вам идя сквозь шум базарный,

как на угасшую зарю,

я наклоняюсь благодарно

и ничего не говорю.

Лишь с наслаждением и мукой,

забыв печали и дела,

целую старческую руку,

что белой ручкою была.

А если ему нужно, он был безжалостно мощен:

Как поздний свет из темного окна,

я на тебя гляжу из чупуна.

Зияют смутные глазницы

лица военного того,

как лунной ночью у волчицы.

Туда, где лампочка теснится,

лицо протянуто его.


И, умирая, Смеляков причащался поэзией, как

«старый беркут пьет, тоскуя, свою последнюю по-

лынь». Смеляков любил говорить так: «машинисты

державы», «саперы страны». Перефразируя его стро-

ки, хочется сказать, склоняясь перед памятью вели-

кого мастера:

Снимайте шляпы и фуражки

перед поэтами страны.

7

Издержки и таинства стиля...

(Я. Смеляков)

Даже классика непредставима без издержек.

У Смелякова были и плохие стихи, но критика в по-

следнее время помалкивала об этом, сохраняя не-

нужно создаваемое поэту реноме. В какой-то момент

известная часть читателей стала отворачиваться даже

от Маяковского, потому что чуть ли не в каждую

газетную статью на кукурузную или деревообраба-

тывающую тему всовывались его цитаты. Некрити-

ческое навязывание даже самых великих поэтов ино-

гда отвращает от них читателей. У Смелякова был

один психологический недостаток, свойственный лю-

дям с трудной, полной лишений жизнью, —

страх повторения лишений, иногда приводящий к

умиленности бытовой данностью. В ранних стихах

Смеляков писал: «Мальчишкой я был незаметен и

рус и с детства привык молчать. Паршивая бледная

кличка «трус» лежит на моих плечах... Бойся! Сияет

матерь пречистая. Она не пропустит грехи твои даром.

Бойся! По крышам идут трубочисты. Бойся! По ули-

цам идут жандармы...» Смеляков боролся с этим

страхом: «Я встану, сжимая в надежных руках бес-

страшие нашего класса». А вот стремление к умилен-

Перейти на страницу:

Похожие книги

188 дней и ночей
188 дней и ночей

«188 дней и ночей» представляют для Вишневского, автора поразительных международных бестселлеров «Повторение судьбы» и «Одиночество в Сети», сборников «Любовница», «Мартина» и «Постель», очередной смелый эксперимент: книга написана в соавторстве, на два голоса. Он — популярный писатель, она — главный редактор женского журнала. Они пишут друг другу письма по электронной почте. Комментируя жизнь за окном, они обсуждают массу тем, она — как воинствующая феминистка, он — как мужчина, превозносящий женщин. Любовь, Бог, верность, старость, пластическая хирургия, гомосексуальность, виагра, порнография, литература, музыка — ничто не ускользает от их цепкого взгляда…

Малгожата Домагалик , Януш Вишневский , Януш Леон Вишневский

Семейные отношения, секс / Дом и досуг / Документальное / Образовательная литература / Публицистика
Против всех
Против всех

Новая книга выдающегося историка, писателя и военного аналитика Виктора Суворова — первая часть трилогии «Хроника Великого десятилетия», написанная в лучших традициях бестселлера «Кузькина мать», грандиозная историческая реконструкция событий конца 1940-х — первой половины 1950-х годов, когда тяжелый послевоенный кризис заставил руководство Советского Союза искать новые пути развития страны. Складывая известные и малоизвестные факты и события тех лет в единую мозаику, автор рассказывает о борьбе за власть в руководстве СССР в первое послевоенное десятилетие, о решениях, которые принимали лидеры Советского Союза, и о последствиях этих решений.Это книга о том, как постоянные провалы Сталина во внутренней и внешней политике в послевоенные годы привели страну к тяжелейшему кризису, о борьбе кланов внутри советского руководства и об их тайных планах, о политических интригах и о том, как на самом деле была устроена система управления страной и ее сателлитами. События того времени стали поворотным пунктом в развитии Советского Союза и предопределили последующий развал СССР и триумф капиталистических экономик и свободного рынка.«Против всех» — новая сенсационная версия нашей истории, разрушающая привычные представления и мифы о причинах ключевых событий середины XX века.Книга содержит более 130 фотографий, в том числе редкие архивные снимки, публикующиеся в России впервые.

Анатолий Владимирович Афанасьев , Антон Вячеславович Красовский , Виктор Михайлович Мишин , Виктор Сергеевич Мишин , Виктор Суворов , Ксения Анатольевна Собчак

Фантастика / Криминальный детектив / Публицистика / Попаданцы / Документальное
1968 (май 2008)
1968 (май 2008)

Содержание:НАСУЩНОЕ Драмы Лирика Анекдоты БЫЛОЕ Революция номер девять С места событий Ефим Зозуля - Сатириконцы Небесный ювелир ДУМЫ Мария Пахмутова, Василий Жарков - Год смерти Гагарина Михаил Харитонов - Не досталось им даже по пуле Борис Кагарлицкий - Два мира в зеркале 1968 года Дмитрий Ольшанский - Движуха Мариэтта Чудакова - Русским языком вам говорят! (Часть четвертая) ОБРАЗЫ Евгения Пищикова - Мы проиграли, сестра! Дмитрий Быков - Четыре урока оттепели Дмитрий Данилов - Кришна на окраине Аркадий Ипполитов - Гимн Свободе, ведущей народ ЛИЦА Олег Кашин - Хроника утекших событий ГРАЖДАНСТВО Евгения Долгинова - Гибель гидролиза Павел Пряников - В песок и опилки ВОИНСТВО Александр Храмчихин - Вторая индокитайская ХУДОЖЕСТВО Денис Горелов - Сползает по крыше старик Козлодоев Максим Семеляк - Лео, мой Лео ПАЛОМНИЧЕСТВО Карен Газарян - Где утомленному есть буйству уголок

авторов Коллектив , Журнал «Русская жизнь»

Публицистика / Документальное
1991: измена Родине. Кремль против СССР
1991: измена Родине. Кремль против СССР

«Кто не сожалеет о распаде Советского Союза, у того нет сердца» – слова президента Путина не относятся к героям этой книги, у которых душа болела за Родину и которым за Державу до сих пор обидно. Председатели Совмина и Верховного Совета СССР, министр обороны и высшие генералы КГБ, работники ЦК КПСС, академики, народные артисты – в этом издании собраны свидетельские показания элиты Советского Союза и главных участников «Великой Геополитической Катастрофы» 1991 года, которые предельно откровенно, исповедуясь не перед журналистским диктофоном, а перед собственной совестью, отвечают на главные вопросы нашей истории: Какую роль в развале СССР сыграл КГБ и почему чекисты фактически самоустранились от охраны госбезопасности? Был ли «августовский путч» ГКЧП отчаянной попыткой политиков-государственников спасти Державу – или продуманной провокацией с целью окончательной дискредитации Советской власти? «Надорвался» ли СССР под бременем военных расходов и кто вбил последний гвоздь в гроб социалистической экономики? Наконец, считать ли Горбачева предателем – или просто бездарным, слабым человеком, пустившим под откос великую страну из-за отсутствия политической воли? И прав ли был покойный Виктор Илюхин (интервью которого также включено в эту книгу), возбудивший против Горбачева уголовное дело за измену Родине?

Лев Сирин

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное / Романы про измену