Земля кочевников

Настолько характерными – и жуткими – были работные дома, что им отвели квадратик в ранней версии «Монополии»[70]. Расположенный в углу доски, этот гражданский институт оказывался местом последнего отдыха игрока, который «не имеет достаточно денег, чтобы оплатить расходы, не может продать, заложить или занять какую-либо собственность», согласно правилам 1904 года. В более поздних версиях авторы игры убрали работный дом и заменили его «бесплатной парковкой».

Потребовалась Великая депрессия, чтобы в США появилась пенсия. Было слишком много рабочих, слишком мало вакансий, за всем этим последовало осознание, что пожилых нужно вывести из рабочей круговерти. И пожилые американцы жили вовсе не в довольстве[71]. В 1934 году более чем у половины из них не было средств к существованию. Некоторые штаты разработали черновую систему пенсий, но таким образом смогли помочь только части малоимущих пенсионеров. Фрэнсис Таунсенд, врач из Калифорнии, который также убирал сено и потерпел неудачу в основании завода по производству сухого льда, стал продвигать то, что позже получило название «план Таунсенда»: если работник уходит в возрасте шестидесяти лет, то правительство назначает ему ежемесячное пособие в размере до 200 долларов. Сразу же по всей стране выросли соответствующие организации – «Клубы Таунсенда». В качестве ответа на эту популярную инициативу президент Франклин Рузвельт и Демократический конгресс в 1935 году издали Закон о социальном обеспечении, согласно которому, в отличие от «плана Таунсенда», будущие пенсионеры должны были в течение рабочей жизни делать отчисления в общий фонд. Спустя пять лет первый пенсионный чек был выдан некой Иде Мэй Фуллер шестидесяти пяти лет, юридическому секретарю из Вермонта. Квитанция была на сумму 22,54 доллара.

После «нового курса» Рузвельта экономисты стали называть американскую пенсионную систему «трехногим табуретом». Твердыми ножками выступали гособеспечение, персональные пенсии и суммарные вложения и накопления. В последнее время, разумеется, две из трех ножек подломились. Многие американцы видели, как Великая рецессия уничтожила их вклады; но даже до экономического кризиса накопления становились всё меньше. А с 1980-х многие работодатели стали заменять фиксированную пенсию (которая обеспечивается нанимателем и гарантирует бессрочные ежемесячные выплаты) накопительными счетами, которые часто зависят от вклада работника и могут иссякнуть до его смерти. Разрекламированные как инструмент финансового освобождения, который позволит работникам самостоятельно распределять свои вложения, накопительные счета были частью более глобальной американской культурной тенденции перехода от коллективной ответственности к более рискованному индивидуализму. В переводе это значит: накопительные счета обходятся компаниям намного дешевле, чем стабильные пенсии.

«На примере последнего поколения мы видим массовый перенос экономического риска с масштабных институтов страхования – тех, которые спонсируются частным сектором, и тех, за которые отвечает государство, – на хрупкие счета американских семей», – пишет Джейкоб Хакер, профессор политологии Йельского университета, в своей книге «Великое смещение риска»[72]. Ключевая мысль: «Каждый сам по себе».

Всем ясно, что на данный момент государственная пенсия остается единственным источником дохода для большинства американцев в возрасте шестидесяти пяти лет и старше[73]. Но это прискорбная нерациональность. «Вместо трехногого табурета мы остались с ходулей», – усмехается экономист Питер Брэди из Института инвестиционных компаний[74]

.

Это значит, что пенсионерам едва хватает средств на самое необходимое. По утверждению Терезы Гилардуччи, экономиста и профессора университета New School в Нью-Йорке, почти половина рабочих среднего класса после ухода на пенсию рискует жить на 5 долларов в день – этого хватит только на пропитание[75]. Многие пенсионеры просто не могут выжить без дополнительного источника дохода. К тому же, как отмечает она, многие вакансии для пожилых людей плохо оплачиваются и требуют изнурительного физического труда. Она обеспокоена, что Америка возвращается к тому состоянию, которое Ли Уэллинг Сквайр описывал более века назад. И любое серьезное обсуждение проблемы, по ее мнению, осложняется культурными ранами. «Я никогда не говорю об этой ситуации с использованием слова “пенсия”», – говорит она. Американцы традиционно питают отвращение «к мысли о том, чтобы жить за чужой счет и быть непродуктивным».