– Оглянулся бы хоть пару раз, – проворчал Арчеладзе. – Если глаз на затылке нет.
– Никанорыч!.. Я знаю свое дело. У них аппаратура! – Он выдернул из кармана прибор размером с ладонь, напоминающий телефонную трубку начала века. – Я такой и не видел!.. Ловит все, что шевелится. На километр!.. Окна в штабе с защитой, стекла не послушать, антенны на крыше – тоже. Есть каминная труба, но попробуй доберись до нее!.. В общем, назад прорывались с боем. Как начали нас с рук на руки передавать!.. Отстреливались до самой зоны. Не пошел бы такой снег, обоим труба… А так глянуть – все тихо-мирно, и вывеска – Гражданская полиция ООН. Лимузины ползают с такой же надписью…
– Товарищ полковник! – вдруг подал голос Кутасов. – Пока снег идет, может, я схожу в это гнездо, почищу его?
Бойцы смотрели выжидательно, снизу вверх, стоя на нижних ступенях. Арчеладзе молчал, и это вдохновило «каскадера», начал давить.
– Они сейчас не ждут. Войдем тихо, стрелять не будем…
– Никуда не пойдешь, – отрезал полковник. – Найди доски, сделайте гроб. Утром схороним.
– У меня свой счет, товарищ полковник, – напомнил Кутасов. – Двое убитых, один ранен.
– Это много, Сережа! Так пойдет, твоей группы на год борьбы не хватит. А воевать еще долго…
– Нет, я такого случая упустить не могу! – вдруг заартачился «каскадер». – За одного положу десяток! Мужики!..
– Отставить, – тихо проронил полковник. – Мне не нужны их трупы. А нужно мне – знать, какие речи ведут в этой штаб-квартире. И так уже нашумели…
– Можно было бы и без шума, – глядя исподлобья, проговорил Воробьев, и Арчеладзе понял намек.
– Долго думал? Умник…
– Долго… Нес парня и думал. Всю дорогу.
– Еще подумай!
– Никанорыч!..
– Отставить! Я повел вас. Я принимаю решение.
В этот миг он вдруг отчетливо осознал слова Капитолины об истеричности. Сейчас жар горячего сердца был у этих мужиков выше разума. Ими владела мысль души – порыв, сиюминутный всплеск эмоций, на первый взгляд благородный гнев, однако способный только красиво навредить делу.
Вспомнились спокойные, холодные и мудрые глаза медика Густава Кальта…
– Тело погибшего подготовить к похоронам, – распорядился он. – Оплакивать – после победы.
Кутасовские бойцы неожиданно покорно вняли его словам, переглянулись, тут же сняли с петель наружную дверь, переложили на нее убитого, распрямили ноги, сложили руки и понесли под густую завесу снега.
Воробьев отряхнулся, вошел в дом и здесь при ярком свете вдруг увидел себя окровавленного, встал, растопырив руки. В этот момент в коридоре появилась Капитолина.
– Я включила титан, – буднично сказала она. – Вода уже теплая. Тебе нужно вымыться, Врабий.
Он только сверкнул глазами.
– Премного благодарен, барышня!
Выждал, когда она уйдет к себе в комнату, и ногой распахнул дверь к Арчеладзе.
– Никанорыч!.. Я не стал при мужиках говорить. А сейчас скажу!
– Знаю, что ты скажешь.
– Это единственный выход, Никанорыч! Если они умеют проводить через охраняемую зону, по минным полям…
– Умеют.
– Так в чем же дело?.. Знаю, ты бережешь ее принципиально. Воевать – наше дело…
– Ничего ты не знаешь!
– Ты ее любишь. Но ты сбежал, когда она появилась здесь. Значит, она не принадлежит… тебе. Впрочем, и себе тоже. Я же вижу! Она одержимая!
– Она пойдет с удовольствием, – подтвердил Арчеладзе. – А какими глазами потом мы станем смотреть в ее глаза? Ты подумал? Два мужика посылают бабу на дело, которое не могут сделать сами.
– Иного выхода нет, Никанорыч. В Пловаре гнездо «Арвоха», это точно. Так охраняют лишь сверхсекретные службы.
– Я знал это, потому и послал тебя.
– Откуда, Никанорыч?.. Я по дороге думал. Нес этого парня со знанием языков и думал… Откуда?
– Всю прошлую ночь я гулял в корчме с одним офицером, – признался полковник. – Бывшим командиром батальона морской пехоты. Естественно, он американец, хотя имеет отдаленные русские корни. Эмиграция первой волны.
– Гулял?
– Можно сказать, пьянствовал. Он оказался хорошим мужиком.
– Сегодня такие же хорошие мужики гоняли нас в горах, как зайцев!
– А вчера мне было хорошо. Сначала было очень плохо, и ты знаешь отчего. Когда столкнулись с ним на дороге, вдруг все отлетело, обсыпалось…
– Никанорыч! Но ты же мог его раскрутить по большому счету! – вдруг зажегся Воробьев. – По пьянке из человека можно вытащить многое, если не все. А командир батальона много чего знает.
– Понимаешь, мысли такие были, – подумав, сказал Арчеладзе. – Только я не имел права раскручивать этого парня.
– Какие права, если идет война?!
– Война-то идет, но не с ним. Он уже не способен воевать, потому что… верит в Бога. И просил меня, безбожника, убить его врага. Не знаю, грешно это с точки зрения веры или нет – просить другого человека убить. Но он просил искренне. Его враг – это и мой враг. Наш. Враг рода человеческого. И я пощадил этого парня, обещал исполнить просьбу.
– Да, это благородно, по-гусарски, – горько усмехнулся Воробьев. – Только цена благородства велика – человеческая жизнь. А мужик был – умница. Два высших образования, двое детей… Даже могилы никогда не увидят.
– Не ной, кошкодав. И так тошно.
– Что ты собираешься предпринять?