Земля вызывает майора Тома

Глэдис лишь моргает в ответ. Элли встряхивает головой:

– Что? Что еще?

– А, так это ты про деньги…

– Да, – произносит Элли, стараясь говорить как можно спокойнее и изо всех сил прогоняя ощущение того, что она стоит на вершине очень высокого и очень тонкого столба. – Деньги. Все те деньги, которые выплатили по маминой страховке после ее смерти. Деньги, которые отец перевел на твой счет, прежде чем сесть в тюрьму. Там были оформлены все платежные поручения для оплаты счетов. И там были все деньги. Все эти тысячи фунтов.

Лицо Глэдис проясняется:

– О, точно! А я что-то совсем забыла про это!

Элли закрывает глаза и издает сдавленный вздох.

– Ты, наверное, просто перевела их на другой счет, правда? Положила под проценты, что-то такое? Ты можешь вернуть их?

Глэдис смеется.

– Ну конечно, я могу их вернуть! И больше! Намного больше! Я их инвестировала!

Элли снова чувствует себя на вершине столба, раскачивающегося на ветру.

– Инвестировала, – в оцепенении повторяет она и, взяв в руки кипу писем, смотрит на них, словно можно было бы изменить их содержание одним усилием воли.

– Да! – восклицает Глэдис. – И возврат денег гарантирован. Я получила по Интернету письмо от одного милого человека. Принца. Из Нигерии. Мы стали с ним хорошими друзьями. – Она хихикает. – Я даже называла его своим бойфрендом. Но в шутку, конечно же. Ведь он женат. В общем, все дело в том, что у него на родине какие-то проблемы. Мне не удалось толком все уяснить, но суть в том, что у него есть деньги, с которыми он хочет выехать из страны, но его не выпускают. Кто-то там его не выпускает. Поэтому ему нужно перевести эти деньги на какой-нибудь другой счет за границей.

Элли чувствует, что земля уходит у нее из-под ног. Ей кажется, что она потеряет сознание.

– Пожалуйста, скажи, что ты не…

Глэдис поднимает руку:

– Подожди! Сейчас я тебе все расскажу. Так вот, я сообщила ему свои банковские реквизиты, и он просто попросил меня перевести ему некоторую сумму, чтобы он мог взяться за улаживание своих дел. И в общем я всем этим занимаюсь вот уже несколько недель.

– И сколько ты перевела? – слабым голосом спрашивает Элли.

– Ну вообще-то всё. – Глэдис останавливается и хмурится. – Вернее, почти всё. Но самое главное, угадай, сколько мы получим назад?

Элли ничего не говорит. Она лишь смотрит на Глэдис немигающим взглядом. Джеймс, закрыв лицо руками, плачет.

– Четыре миллиона долларов! – торжествующе объявляет Глэдис. – Четыре миллиона! Мы будем богаты, Элли, богаты! – Она начинает петь: – Кто хочет стать миллионером? Я хочу! Кто хочет стать миллионером? Мы хотим!

Джеймс продолжает рыдать, а Элли просто стоит как вкопанная, и письма падают из ее рук, словно осенние листья. Глэдис подскакивает со своего кресла и начинает пританцовывать, все напевая и напевая. Джеймс поднимает голову и смотрит на Элли красными от слез глазами.

– Мы ведь не получим никаких миллионов, да?

– Кто хочет стать миллионером? Мы хотим! – продолжает петь Глэдис.

– Нет, конечно. Ее кинули. Просто кинули. Никогда не думала, что кто-то действительно попадается на такое.

– Элли, – говорит Джеймс, – Элли, что же теперь будет?

Она не смотрит на него. Ее взгляд прикован к стоящей на камине свадебной фотографии родителей. Элли даже не узнает собственного голоса, звучащего так ровно и безучастно, когда она наконец начинает говорить:

– Что теперь будет? Меньше чем через три недели в наш дом придут какие-то люди. Они заберут у нас ключи и выставят все наши вещи на улицу. Нам негде будет жить. Но это не имеет значения, потому что на нас тут же обрушатся социальные службы. И когда они увидят, в каком она состоянии, то ее сразу же заберут от нас. Упекут куда-нибудь. А нас тоже куда-нибудь отправят. Отдадут в приемную семью. Или в приют. Если нам повезет, то мы сможем остаться вместе, но не стоит на это особо рассчитывать. И все это будет продолжаться до тех пор, пока отец не выйдет из тюрьмы.

Джеймс рыдает в голос и всхлипывает. Бабушка пританцовывает вокруг него, распевая свою песню. А Элли просто стоит и смотрит на фотографию родителей. Ее охватывает необыкновенное, очень странное спокойствие.

– Мы в дерьме, – тихо говорит она. – По самые уши.

Часть II

23

Лето 1988 г. Пруд

Этот пруд или, как его называли многие поколения детей, место влюбленных парочек и любителей «кайфануть». Пруд находился в двадцати минутах ходьбы от дома Мейджоров. Для Томаса это был уже их третий дом – и каждый из них был все просторнее и грандиознее по меркам среднего класса, чем предыдущий, – и все это стараниями его отца, упорно карабкавшегося наверх по карьерной лестнице в страховой компании, где он работал до своей смерти. Всю жизнь в Кавершаме, и всю жизнь вверх по лестнице. Фрэнк Мейджор не давал своей семье долго задерживаться на одном уровне, чтобы ни у кого не было возможности остановить на нем слишком пристальный взгляд и заметить несообразности в лоскутном одеяле его личной жизни. Где я был в пятницу вечером? Да какая разница, вы лучше взгляните на это! Новый дом! Новая машина! Кожаный диван «Честерфилд»!