Жан-Жак Руссо

Первые три части романа наполнены живым трепетом чувств, и они всегда будут очаровывать романтиков. Здесь настоящая страсть, но ведь Руссо ставил перед собой задачу рассмотреть «вопрос нравственности и супружеской верности», поэтому тональность романа существенно меняется, начиная с XVIII письма третьей части. Это момент наивысшего напряжения: поскольку отец требует, чтобы Юлия вышла замуж за Вольмара, она соглашается скрепя сердце, но приняла решение остаться любовницей Сен-Пре. Подобное вовсе не было удивительным в XVIII веке: как быть, если браки заключаются только по расчету? Итак, молодая женщина входит в храм с клятвопреступлением на сердце, но тут вдруг «неведомая сила внесла успокоение в сумятицу ее чувств и подчинила их закону долга и естества». Что это — произошло чудо? Нет, но в этом священном месте Юлия ощутила в самой себе призыв к верности и поняла, что настоящая любовь немыслима без добродетели. Под «вечным всевидящим оком» ее сознание обрело определенность и отбросило так называемое право на адюльтер — «пустой софизм разума, опирающегося только на самого себя». Она не перестанет любить Сен-Пре, но он останется только «возлюбленным ее души». Любовь не ушла, она только изменила свою природу — так сам Жан-Жак после летнего кризиса 1757 года старался в «Моральных письмах»

сублимировать свою страсть, преобразовав ее в духовную дружбу-любовь. Весь роман получил другое направление: описание разрушительной страсти сменилось неожиданной апологией брака, картинами покоя и отдыха.

Этот поворот нашел подтверждение в четвертом томе посредством «метода г-на Вольмара», который представлял собой воплощение в жизнь принципов «Чувственной морали»,

начатой Руссо еще во время пребывания в Эрмитаже. Время неизбежно меняет человека и его чувства. Юлия и Сен-Пре осознают, что они уже стали другими. «Отнимите у человека память — и у него уже не будет любви». Так Руссо создал первый великий роман о силе времени. Кажущийся успех этой «временной терапии» позволил ему создать мифологию двух последних частей — описание «рая» в Кларансе, этом «заповеднике прекрасных душ».

В предыдущих частях Руссо, желая сделать назидательность романа более привлекательной для читателя, использовал в повествовании разные сюжетные и психологические приемы: дуэль, самоубийство, силу дружбы, материнскую любовь, отцовскую жалость, педагогику, экономику, критику театра и французской оперы, обличение общественной фальши. Теперь к ним прибавилось детальное описание поместья Кларанс в виде маленькой сельскохозяйственной коммуны, обособленной и счастливой, в которой почти не используются деньги. Четкое «вольмаровское» управление смягчается благотворительностью Юлии — и получился блаженный остров посреди океана общественной развращенности. Это была мечта о возрожденном человечестве, в котором эгоистический индивидуализм сменился добровольным самоотречением каждого ради общих интересов; впрочем, это идеальное общество было не столько обществом равных, сколько, патерналистским, — благоустроенный феодализм с разумной иерархией.

В общем, мог получиться обыкновенный нравоучительный роман. Но Руссо одним гениальным взмахом смёл эту условную концовку: когда мечта, казалось, вот-вот осуществится — Юлия умирает. Неизменное счастье невозможно человеку, если только он не вместе с Богом, — тогда он не зависит от обстоятельств и случайностей. Предсмертное письмо Юлии свидетельствует о крахе «поведенческой терапии» Вольмара: «Вы думали, что я исцелилась, и я тоже так думала…» Любовь торжествует, но только в ином мире — где нет пороков и греха. Таким образом, произведение в целом не противоречило само себе, но при этом становилось гораздо шире, и «христианский венец» романа нисколько не выглядел искусственным: для той, которая отказалась от земной страсти и которой идеальный уклад жизни в Кларансе не принес утешения, остается только вечная жизнь: в ней-то наконец можно любить, не совершая при этом преступления…

Между тем сам Жан-Жак делался чрезмерно восприимчив и раздражителен. В начале 1759 года он затеял скандальную ссору с Оперой, которая решила ставить его «Деревенского колдуна», но при этом ему самому отказала в праве посещения. Между ним и всеми прочими компромисс становился невозможен…