Жан-Жак Руссо

Жан-Жак очень гордился этой простотой, особенно когда сравнивал свой роман с романами англичанина Ричардсона «Памела» и

«Кларисса Гарлоу», Эти романы, переведенные аббатом Прево, считались в то время самыми успешными. Руссо объяснял: Ричардсон поддерживает интерес читателя разнообразием картин, обилием персонажей, множественностью событий. Он же избрал совсем простой сюжет, малое число действующих лиц, сюжетную линию, в которой ничего не происходит, но главное в нем — «отсутствие какого бы то ни было зла, как в персонажах, так и в действии». Это был «долгий романс», немного старомодный, не предназначенный для изощренных умов.

Конечно, даже преследуя своим романом моральную цель, Руссо понимал (и признал это в «Исповеди»),

что отступает от собственных принципов. Ему понадобилось не менее двух предисловий, чтобы оправдаться, и он делает это, как всегда, — атакуя: «Большим городам нужны зрелища, и развращенным народам — романы. Я наблюдал нравы своего времени и потому опубликовал эти письма. Почему не жил я в том веке, когда мог бы бросить их в огонь!»

Руссо предупреждает, что его роман не предназначен для молодых девушек, так как «целомудренная девушка никогда не читает романов». Та, которая в него заглянет, — погибнет! Но чтобы за это к нему не придрались, он указывает, что «зло было сделано до него». Он уточнял также, что зрелые умы найдут тут нечто большее, чем историю любви, так как он предполагал поднять жанр романа на новую, достойную высоту: «Чтобы то, что ты хочешь сказать, было полезно, надо сначала заставить слушать себя тех, для кого это предназначено. Я поменял средство воздействия, но не его предмет». Он доказывает, что остается тем же моралистом.

Руссо выбрал эпистолярную форму, потому что письмо с его вездесущим «я» создает впечатление подлинности, позволяет изменять тональность и подать одно и то же событие с разных точек зрения. Что до персонажей, то он словно вылепил их из своей собственной плоти. Сен-Пре — такой любовник, каким он хотел бы быть сам: искренний и страстный, весь — чувство, порыв, жертвенность. «Какая это была душа, — шептала Юлия, — как он умел любить!» Сама Юлия трогательно красива и лишена жеманства; она ласкова и нежна, но в то же время она настоящая возлюбленная, способная на страсть и отвагу, чистая, несмотря на свой грех; ее религиозность пламенна и проста. То есть они — идеальные любовники? Да, в обычном любовном романе они выглядели бы достаточно банально. У Руссо же необычная роль отводится образу мужа. Господин Вольмар не имеет в себе ничего антипатичного, его внушительная фигура заключает в себе нечто от Отца или Законодателя — спокойного и справедливого наблюдателя; Вольмар с его рациональным «беспристрастным взглядом» и тонко чувствующая Юлия образуют равновесие контрастов. «Я оказался, — говорит Сен-Пре, — между живым разумом и чувствительной добродетелью».

Господин Вольмар, человек достойный во всех отношениях, представлен тем не менее атеистом. Это удивительно, так как атеист, по мнению Жанг Жака, даже добродетельный, подобен калеке в этом мире, где всё говорит о Боге, а он слышит лишь «вечную тишину» и сам является живым доказательством несовершенства человеческого разума. Дело здесь в том, что Руссо решил создать образ «общего мира и согласия». В его эпоху — а это было время разгула ненависти и идейной нетерпимости — он хотел «показать каждой из партий достоинства и добродетели другой». Пастору Верну он сказал, что хочет «убедить философов, что можно верить в Бога и не быть при этом лицемером, а верующих — в том, что можно быть неверующим, но при этом не быть злодеем». И еще: дела человека имеют большее значение, чем голая вера, поэтому Вольмар гораздо ближе к вере, чем он сам думает, — можно было догадаться, что «назидательная» смерть Юлии будет способствовать его обращению.

Второстепенные персонажи в романе не являются обычными статистами и не похожи на «наперсников» из театральной трагедии. Так, Клэр, очаровательная, веселая, шутливая, но и рассудительная, — это само воплощение дружбы. Милорд Эдуард — гордый, но справедливый и великодушный; это философ, имеющий опыт жизни и страстей. Возможно, все персонажи романа покажутся слишком идеальными («такой, как Юлия, в мире больше не будет»). Этим они действительно могут отчасти раздражать, хотя Руссо позаботился о том, чтобы поместить действие своего романа в соответствующую историческую обстановку.

И всё же это, несомненно, любовный роман, в котором два человека,» созданные, чтобы любить друг друга, разделены социальными условностями и предрассудками. Это роман о любви неудержимой и фатальной, который задуман как единство чувства и чувствительности: в нем все чувства пронизаны чувственностью. Герои живут ею, но эта тонкость чувств является и их мукой: «О Юлия, какой это тяжкий дар неба — чувствительная душа!»