Читаем Жан-Жак Руссо полностью

Дело в том, что в мае 1761 года у Руссо случился резкий приступ его обычной болезни. Он был уверен, что конец совсем близок. Его терзало одно жестокое угрызение совести, особенно со времени написания «Эмиля». Времени, как он думал, у него почти не оставалось, и тогда отчаяние толкнуло его на опасное признание. 12 июня 1761 года Жан-Жак послал герцогине письмо, умоляя ее позаботиться о Терезе, когда его не станет. Решившись, он бросался в омут с головой: «Время не ждет; я сокращаю свою исповедь и хочу доверить Вашему благодетельному сердцу мой последний секрет». Он признался ей во всем: в связи с Терезой, в рождении пятерых детей, из которых только первый удостоился бирки, привязанной к пеленкам. Если бы можно было его найти…

Смерть в очередной раз подшутила над Жан-Жаком. Одному монаху — это был брат Ком[35] — удалось сделать ему зондирование, и он объявил, что мучиться Руссо будет сильно, но проживет долго. Тем временем доверенный человек Люксембургов вел поиски по всем детским приютам. По словам Руссо, он никого не нашел. Так ли это? 7 августа мадам де Люксембург сообщала ему: «Я неизменно надеюсь найти старшую», то есть ребенка, родившегося в 1747 году. Возможно, поиски должны были вот-вот увенчаться успехом, но Руссо передумал. 10 августа он ответил, что и успех поисков не принес бы ему удовлетворения: «Слишком поздно, слишком поздно». Он хотел этого прежде всего ради Терезы, — но была ли уверенность в том, что найденный ребенок, даже если он действительно был ее, не станет для нее «роковым подарком»? Лучше было оставить всё как есть. На следующий день мадам де Люксембург объявила, что посетит его в Монморанси: «Понадобились бы целые тома, чтобы описать Вам всё, что я думаю по поводу Вашего последнего письма; мне нужно сказать Вам сотню тысяч вещей». Пыталась ли она переубедить его? Мы этого никогда не узнаем.

Спустя несколько недель, 28 сентября, случился сюрприз: Жан-Жаку пришло таинственное романтическое письмо от некой женщины, которая не назвала себя: «Знайте, что Юлия не умерла и что она живет, чтобы любить Вас». Незнакомка не претендовала быть самой Юлией и называла себя ее подругой Клэр. Суровый Гражданин попался на крючок и признался, что хотел бы познакомиться с обеими, хотя «отшельник не должен подвергать себя опасности видеть каких бы то ни было Юлий и Клэр, если хочет сохранить свой покой».

Переписка продолжилась в том же тоне. Дамы беспокоились о его здоровье, умоляли его проконсультироваться у врача. Затем на сцену вышла сама Юлия, скромная, робкая, застенчивая как девственница при мысли о возможности увидеться с ним: «Человек, который заставил говорить Сен-Пре, будет слишком опасен для Юлии, связанной узами брака». Недоверчивый Жан-Жак спрашивал себя, нет ли здесь какой-либо мистификации — например, какого-нибудь «господина Юлии», который морочит ему голову. Вовсе нет, отвечала Клэр. Юлия не хочет, чтобы ее видели, «но если Вы приедете в Париж, то я покажу Вам через потайной ход только ее ножку, и Вы убедитесь, что эта прекрасная ножка не может принадлежать, мужчине». Подобное любезничанье грозило обернуться посмешищем, но Жан-Жак, этот неисправимый мечтатель, не мог заставить себя выйти из игры. Столь необычно завязавшаяся переписка, то нежная, то бурная, полная разрывов и примирений, будет длиться 15 лет.

Романтичные подруги раскрыли свое инкогнито только спустя три месяца. Та, что назвалась Клэр, была Мария-Мадлена Бернардони, невестка одного итальянца, давно прижившегося во Франции. Устав от грубых окриков «великого человека»[36], она вскоре покинула его. Юлией назвалась Мари-Анна Мерле де Фуссом, которой едва перевалило за тридцать. Прожив десяток лет в браке с Алиссаном де Ла Тур, секретарем-советником короля, она жила теперь отдельно от него, а в 1774 году и вовсе откажется от его фамилии и заменит ее на Франквиль. Сентиментальная и разочарованная, иногда в чем-то даже недалекая, она была неизменно предана Жан-Жаку и переписывалась с ним до 1776 года. Она благоговейно послужила его памяти, написав книжку «Жан-Жак Руссо, отомщенный своей подругой»,

и умерла в 1789 году. Их переписка — еще одно доказательство мощного влияния книги Руссо. Роман перешел в жизнь: женщины взялись играть роли Юлии и Клэр, убедив его взять на себя роль Сен-Пре, как будто мечта могла иметь продолжение в действительности.

В ноябре 1761 года произошло несчастье, которое на время отвратило Жан-Жака от всех этих романтических затей: мягкий зонд сломался, и осколок, который нельзя было извлечь, застрял в мочеиспускательном канале. На сей раз Руссо не сомневался, что наступил его последний час. Несколько дней спустя он предупредил Рэя, что не успеет сверить гранки «Общественного договора», Руссо приготовился к смерти и был-уверен, что уже не увидит два своих последних произведения, которые были ему дороже всех остальных: ведь они возводили здание целой системы — системы Руссо.

НАВСТРЕЧУ КАТАСТРОФЕ

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей: Малая серия

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
Отто Шмидт
Отто Шмидт

Знаменитый полярник, директор Арктического института, талантливый руководитель легендарной экспедиции на «Челюскине», обеспечивший спасение людей после гибели судна и их выживание в беспрецедентно сложных условиях ледового дрейфа… Отто Юльевич Шмидт – поистине человек-символ, олицетворение несгибаемого мужества целых поколений российских землепроходцев и лучших традиций отечественной науки, образ идеального ученого – безукоризненно честного перед собой и своими коллегами, перед темой своих исследований. В новой книге почетного полярника, доктора географических наук Владислава Сергеевича Корякина, которую «Вече» издает совместно с Русским географическим обществом, жизнеописание выдающегося ученого и путешественника представлено исключительно полно. Академик Гурий Иванович Марчук в предисловии к книге напоминает, что О.Ю. Шмидт был первопроходцем не только на просторах северных морей, но и в такой «кабинетной» науке, как математика, – еще до начала его арктической эпопеи, – а впоследствии и в геофизике. Послесловие, написанное доктором исторических наук Сигурдом Оттовичем Шмидтом, сыном ученого, подчеркивает столь необычную для нашего времени энциклопедичность его познаний и многогранной деятельности, уникальность самой его личности, ярко и индивидуально проявившей себя в трудный и героический период отечественной истории.

Владислав Сергеевич Корякин

Биографии и Мемуары