Жажда

– Провел ради любопытства на собственные средства. Оказалось – удобно. Впрочем, я пользуюсь им крайне редко, – Армилов взял фуражку. – Пора отправляться. Думаю, успеем.

– Постойте. Вы выяснили насчет следов на раскопках?

Армилов закатил глаза.

– Да, черт возьми! Никто ничего не заметил, так что врет ваш Бродков. А теперь прощайте!

– Желаю вам удачи, – искренне проговорил Мериме.

– Я подожду вас на улице, коллега, – сказал ему Фаэтонов и вышел вслед за полицмейстером.

Когда мы остались одни, доктор опустился на стул и водрузил очки обратно на нос. Вид у него был растерянный и обескураженный.

– Петр Дмитриевич, это ужасно! Чтобы в наши времена, в самом конце девятнадцатого века люди устраивали самосуд – такое немыслимо! – Он тяжело вздохнул.

– Да бросьте, доктор, – попытался я его утешить. – Это из-за жары и засухи. Вы что, никогда не встречали разъяренную толпу?

– Только что встретил, – мрачно отозвался Мериме. – Впрочем, вы, конечно, правы. Дело в гнетущих обстоятельствах. У людей начинается массовый психоз, они готовы растерзать любого человека, который покажется им опасным.

– Согласитесь, цыгане не выглядят совсем уж невинными жертвами. Они действительно превращали местных жителей в зомби, – напомнил я.

Мериме покачал головой.

– Да-да, разумеется. И все же… наблюдать подобное… Дикость! Вас там не было, Петр Дмитриевич, вы не видели толпу, вооруженную чем попало.

– В лагере много цыган?

– Достаточно. Армилов оставил под арестом только тех, которые участвовали в ритуале. Думаю, цыгане надеются на их возвращение, а после этого собираются убраться из Кленовой рощи.

– Полицмейстер кого-то отпустил? – Я был удивлен.

– Против них не нашлось прямых улик, да и местная тюрьма не так уж велика.

– Представляю, каково было Армилову освобождать цыган! – с усмешкой проговорил я.

– Теперь местные жители спешат разделаться с ними вместо него, – заявил Мериме.

– Ему придется защищать цыган. Вот ведь какой парадокс.

На этот раз доктор не удержался от улыбки, правда, получилась она довольно вымученной.

– Вы правы, Петр Дмитриевич. Он, как исправный служака, наверняка приложит к этому все усилия.

– Будем надеяться, что Армилов и его люди не опоздают. А мне вот пришло из Петербурга предписание.

– Какое?

Я протянул Мериме телеграмму.

– Что вы намерены ответить? – поинтересовался доктор, пробежав ее глазами.

– Ничего. У меня есть пара версий, но я пока не готов их изложить. Не хватает нескольких кирпичиков. Мои умозаключения, не подкрепленные доказательствами, и разрозненные факты начальство не интересуют. В Петербурге хотят знать, кого я собираюсь арестовать.

– Рад слышать, что вы находитесь на завершающем этапе расследования, – сказал Мериме с удивлением в голосе. – Поняли, кто убийца?

– Пока я не хотел бы это обсуждать. Извините, доктор.

– Не извиняйтесь. Я не должен был спрашивать, вы ведь сказали, что не готовы поделиться умозаключениями. Но что вы ответите на телеграмму?

– Говорю же: ничего.

– Как?

– Очень просто. Потом скажу, что отправил письмо, но оно, видимо, затерялось.

– Но… это же так маловероятно, – с сомнением проговорил доктор. – Государственная корреспонденция почти никогда не пропадает.

– И все же письмо потерялось. Подобное может случиться.

Доктор пожал плечами.

– Как знаете.

– Ничего, все обойдется. Когда я представлю Фоме Лукичу преступника, он забудет о пропавшем отчете. Кстати, что с трупом пастуха?

– Он в морге, – ответил Мериме, понимая, что я хочу сменить тему. – Сейчас пойдем туда с Фаэтоновым и осмотрим его. А у вас какие планы?

– Составлю компанию нашим полицейским.

Доктор удивленно поднял брови.

– Хотите поехать с ними усмирять толпу?

– Да.

– Зачем?

– Я представитель власти и должен быть с местными полицейскими.

– Что ж, удачи вам.

– Благодарю.

Я попрощался с доктором, быстро привел картотеку в порядок, а затем вышел на крыльцо.

В деревне царило оживление, тут и там мелькали фигуры людей, спешивших куда-то. Я решил, что они направляются к выезду из Кленовой рощи, желают присоединиться к тем, которые уже ушли.

Армилов уехал, но неподалеку стоял полицейский экипаж. К нему подошли двое квартальных. Я присоединился к ним, и мы поехали через деревню.

Спустя несколько минут впереди показалась большая толпа, собравшаяся на площади возле церкви. Мужчины, женщины, дети и старики что-то кричали, спорили и яростно жестикулировали. Даже на расстоянии было ясно, что люди охвачены опасным возбуждением.

Я увидел коротышку Леонтия, подпрыгивающего, чтобы хоть что-нибудь разглядеть. Рядом с ним держался постоялец его гостиницы, господин Козловский. Он время от времени наклонялся к хозяину «Диониса» и что-то говорил – должно быть, рассказывал о том, что происходило в гуще толпы.

Я прислушался к выкрикам, но, кроме отдельных слов, преимущественно ругани, ничего не разобрал.

Вдруг к экипажу подбежала какая-то девушка в шляпке и окликнула меня. Я узнал Елену Веретнову, горничную госпожи Киршкневицкой.

– Добрый день, сударыня, – приветствовал я ее, свесившись с повозки. – Что вы делаете в этой суматохе?

– Послушайте, господин Инсаров! – воскликнула она, хватая меня за рукав.