Хотя нам велено было собирать только то, что помогло бы выживанию всех оказавшихся на шоссе, мне были интересны и иные вещи. В суете и спешке, в которых люди покидали шоссе, происходило нечто действительно занимательное – некий фундаментальный сдвиг в системе ценностей. Нечто подобное тому, что случается во время экономических кризисов. Внешние события, воспринятые через призму психологии толпы, породили позитивный контур обратной связи. Нет, для тех, кто бросил свои машины на дороге, он не был позитивен. Их единственной целью было выживание, а это означало, что люди быстро забывали ценные вещи, которые не служили этой цели – здесь и сейчас. Часы, драгоценности, наличность – вас наверняка удивит разнообразие ценностей, которые можно обнаружить в круглых подстаканниках и в отсеках для хранения перчаток. Не то чтобы их оставляли намеренно. Нет. Но поскольку эти вещи ушли с экрана радара постоянного внимания и были заменены там иными вещами, они были просто-напросто забыты. Конечно, в большинство открытых автомобилей я нахожу лишь не стоящий внимания хлам. Но мне удается обрести также некие активы, которые в противном случае были бы навек утрачены.
– Смотри, что я нашел, – говорит Гарретт, глядя сквозь заднее стекло в кабину хетчбэка. Там, на заднем сиденье, лежит пачка памперсов.
– Там, у костра, есть женщина с младенцем, – продолжает он.
– Отличная идея! – отвечаю я. – Она это оценит.
Да уж. Ценности являются нам в разнообразных формах.
Дверь в машину, естественно, закрыта, а многочисленные попытки открыть ее с помощью вешалки ни к чему не приводят.
– Думаю, нам придется разбить окно, – говорю я, автоматически вызывая на физиономии Гарретта озорную ухмылку. Эта ухмылка говорит о многом: о том, например, что ему страшно хотелось и хочется все ломать и крушить. А ему не разрешают. Ему хочется совершать дикие поступки, но его никогда не спускают с поводка. Мне знакомы эти чувства, и я решаю избавить Гарретта от долгих лет, проведенных в компании психоаналитика, позволив ему сделать то, что он хочет. Сделать одно простое действие.
Я протягиваю Гарретту ломик:
– Действуй!
Он выглядит немного напуганным.
– Ты уверен? – спрашивает он.
Я пожимаю плечами:
– Агата говорит, можно, если по-другому не выходит. Давай, вломи-ка ему!
Гарретт, с той же самой ухмылкой на лице, делает замах и бьет ломиком по окну. Оно подается с первого удара, но не взрывается, а трескается и, вогнувшись внутрь, стекает с рамы. Удивительно, как это Гарретту удалось вложить в удар столько силы. Я думал, удар будет поскромнее.
– Отлично! – говорю я. – Попробуй еще одно.
Ни минуты не раздумывая, Гарретт поворачивается к машине, которая стоит за его спиной и, замахнувшись, наносит еще удар. Окно разлетается вдребезги.
– Моя очередь, – говорю я.
Я вижу «Мерседес» с хромовой фигуркой на капоте. Точь-в-точь, как машина нашего соседа-идиота, который подал на нас в суд за то, что мы на два дюйма выдвинули в его сторону забор, разделяющий наши территории. Я бью по фигурке, готовый увидеть, как она отлетает, словно мяч для гольфа; но вместо этого фигурка, удерживаемая пружинистым тросиком, вылетает из паза, а потом вновь встает на место. Черт! Я ведь совсем забыл, что на «Мерседесах» эти фигурки устанавливают именно таким образом, чтобы их не сорвало на автомойке. Я наношу второй удар, и фигурка повторно совершает свой маневр. Гарретт смеется.
– Она тебя наколола! – говорит Гарретт.
– Ах, ты так? – произношу я. – Тогда получай!
И я наношу удар по боковому зеркалу.
Неожиданно появляется один из двоих героев «Алисы», не то Траляля, не то Труляля.
– Эй! – кричит он. – Вам нужно искать воду.
– Мы не могли попасть внутрь, – объясняю я. – Пришлось разбить окно.
Труляля смотрит на болтающееся зеркало.
– Это не окно, – говорит он.
– Я промазал.
Гарретт прыскает, а Труляля сердито смотрит на меня.
– Выполняйте задание! – говорит он и отправляется на помощь своему брату, который вот уже пять минут робко пытается проникнуть в «Бьюик».
Я поворачиваюсь и вижу Гарретта, который мне улыбается – так, как он никогда не улыбается своей сестре. Да, ему в жизни явно не хватало старшего брата. И это ставит меня в совершенно уникальное положение.
Я прислоняюсь к капоту машины и говорю, как ни в чем не бывало:
– Твоя сестрица убила бы меня за то, что мы сейчас тут с тобой творим.
– Да плевать на эти машины! – отвечает Гарретт и тянется к ломику, но я, как заместитель его старшего брата, отвожу ломик за спину, показывая этим – достаточно!
По крайней мере, пока.
– Забавно, что она относится к тебе, как к ребенку, – говорю я, – несмотря на то, что именно у тебя появляются самые здравые мысли.
Гарретт смотрит на меня слегка расширившимися глазами.
– Ты действительно так думаешь? – спрашивает он.
– А что, нет? Разве не ты нашел акведук? А кто отыскал этих людей? И теперь у нас есть ночлег в безопасном месте.
– Да, это так, – соглашается Гарретт.
– У каждого из нас есть определенные навыки и умения, – продолжаю я. – Твои состоят в том, что ты видишь вещи, невидимые для нас.