– Вообще-то, – ответила я, – у меня все хорошо.
Мы устроились на диване и болтали при свете огоньков на елке, пока не пришло время ужина. Тетя приготовила индейку, и хотя я съела совсем немного, мне казалось, что я вот-вот лопну.
Пока мы убирали в кухне и переходили в гостиную, буря утихла: молнии еще вспыхивали на горизонте, но дождь прекратился, над землей поплыл легкий туман. Тетя Линда налила себе и Гвен по бокалу вина – я впервые за все время увидела, как они пьют спиртное, – и мы принялись открывать подарки. Тете очень понравились перчатки, Гвен восторгалась музыкальной шкатулкой, я открыла посылки от родителей и Морган. Мне подарили красивые туфли, несколько симпатичных блузок и свитеров на размер больше, чем я обычно носила, и я рассудила, что в моем положении это разумно. А когда пришла очередь Брайса получать подарок, я протянула ему конверт.
Я выбрала самую универсальную открытку, чтобы места на ней хватило для моего сообщения. В комнате было полутемно, поэтому Брайсу пришлось включить торшер, чтобы прочесть, что я написала.
Пока он читал, я бросила взгляд на тетю Линду и увидела, что у нее блестят глаза. Брайс закончил, повернулся сначала ко мне, потом к ней и наконец расплылся в улыбке.
– Это же здорово! – воскликнул он. – Спасибо! Даже не верится, что ты запомнила.
– Других подарков для тебя я не придумала.
– Этот в самый раз, – заверил он, повернулся к тете и сказал: – Не хочется доставлять вам беспокойство, и если так будет проще, мы могли бы пораньше подъехать к вам в магазин и посмотреть, как вы готовите булочки, как обычно делаете.
– Среди ночи? – я вытаращила глаза. – Ну уж нет!
Тетя Линда и Гвен рассмеялись.
– Мы что-нибудь придумаем, – пообещала она.
Пришло время открыть подарки от Брайса. Пока тетя осторожно разворачивала сверток, который Брайс приготовил им вдвоем с Гвен, я заметила рамку и сразу поняла, что увижу снимок. Тетя и Гвен с любопытством и молча уставились на него, так что я невольно вскочила со своего места и заглянула поверх их голов. И сразу поняла, почему они смотрят на снимок не отрываясь.
Это была цветная фотография их магазина, сделанная ранним утром, под таким углом, что Брайсу наверняка пришлось лечь прямо на дорогу. Покупатель – судя по тому, как он был одет, рыбак, – как раз выходил с пакетом в руке, еще одна покупательница входила. Оба были тепло одеты, дыхание облачком пара вылетало изо рта. В окне я заметила отражение облаков, а за стеклом – профиль тети и Гвен, которая как раз ставила чашку кофе на прилавок. Небо над крышей было шиферно-серым, подчеркивая оттенок выцветшей краски на обшивке магазина и побитых непогодой карнизов. Магазин я видела множество раз, но только теперь заметила, как он приковывает взгляд… и что он, пожалуй, даже красив.
– Это же… невероятно, – выговорила Гвен. – Поверить не могу, что мы даже не заметили, как ты делал этот снимок.
– Я прятался. Вообще-то я приходил три утра подряд, чтобы поймать как раз такой кадр, какой мне был нужен. Две пленки отщелкал.
– Повесишь его в гостиной? – спросила я тетю.
– Шутишь? – отозвалась она. – В магазине, на самом видном месте! Чтобы показать всем!
Поскольку мой подарок был по размерам и форме почти таким же, я заранее знала, что это тоже фотография. И разворачивая, мысленно молилась, чтобы ни в коем случае не моя, сделанная Брайсом украдкой, пока я отвлеклась. Как правило, собственные снимки мне не нравились, и уж конечно, вряд ли понравился бы запечатлевший меня в мешковатых толстовках, уродливых штанах и с растрепанными волосами.
Но на снимке была вовсе не я: Брайс подарил мне ту самую фотографию, которая мне так понравилась, – с маяком и гигантской луной. Тетю Линду и Гвен он тоже заворожил, и обе согласились, что снимок должен висеть у меня в комнате – там, где я буду видеть его, лежа в постели.
Когда все подарки были открыты, мы еще немного поговорили, а потом Гвен объявила, что не прочь прогуляться. Тетя Линда направилась вместе с ней к дверям, мы увидели, как они обе одеваются и кутаются в шарфы.