Всеслав перекрестился. Стоял и слушал голоса. И уже улыбался. И думал: любо как! Сошлись – и не кричат они, рядятся, и хоть не слышишь слов, но чуешь – нет меж ними тени! И на душе сразу легко, зверь спит, он тоже ничего не чует, и можно дверь толкнуть сильней, можно окликнуть – и они откроют. Только зачем? Уже шесть дней прошло, как должен был уйти, Она сказала: всем свой срок. Вот и уйди, оно само собой решится, кого они присудят, тот и сядет, ты сам им так сказал; уйди, не мешай.
И он пошел к себе. Тихо, как тать – в своем дому! А на душе было легко. И если бы еще Георгий, думалось…
Вдруг Всеслав замер! И прислушался…
И ведь точно: скрипят половицы! Всеслав не шевелился, не дышал…
Ночь. Тихо в тереме. И только из сыновьей голоса…
Всеслав сжал крест в горсти, тихо спросил:
– Кто здесь?
– Я, господарь, – ответили. – Батура я.
И вправду, это был Батура. Он стоял в дверях. Всеслав строго спросил:
– Ну, что еще?!
– У Любима сошлись. Сотни три! И кричат.
– А что кричат?
– Сюда идти.
Всеслав усмехнулся, сказал:
– Пусть кричат. Чем нынче больше покричат, тем завтра будут тише. Митяй висит?
– Висит.
– Ступай.
– А…
– Я сказал: ступай! Ночь – волчье время, а не песье.
Батура низко поклонился. Всеслав развернулся и пошел к себе. Там сразу лег. Уже не знобило, не жарило. Легко было. И страха не было. И чуял, что Она ушла. И думал: хорошо, что не призвал тогда Борис Иону, а то вот шуму было бы. Любим возликовал: соборовали! И тогда бы завтра он на вече… А так кричите там, визжите хоть всю ночь, а ведь не сунетесь, ведь не посмеете! Пришла Она, Игната прибрала, за Игнатом Она и ходила, а я… Жив я, и не было Ее, привиделось, да разве так бывает, чтобы пришла Она да говорила с кем да торговалась, как купец, – семь дней, не семь! И…
Мрак!
День седьмой
1
Было совсем темно и так же совсем тихо. Дул жаркий ветер… А что! Летом в степи и ночью жарко. Но, может, это совсем и не степь, ибо в степи ковыль растет, а здесь что? Всеслав наклонился, ощупал… Нет ничего, только одни камни да песок. И ничего здесь никогда не вырастет, подумалось, ибо земля сухая, мертвая. А небо черное, пустое, и ни там не видно, ни звезд. Да их здесь никогда и не бывает, здесь – ничего и никого, здесь только ты. Иди, Всеслав!
И он пошел. Хрустел под ногами песок. Всеслав шел наугад. Быть может, он шел прямо, а, может, плутал – ведь ничего не видно. И тяжело было идти. Ветер был жаркий, от земли шел жар, и поэтому идешь будто не по песку, а как по огню. Но от огня хоть свет, а здесь открой глаза, закрой – всё едино. Но он шел дальше, увязал в песке, ноги гудели. И лег бы, да не лечь – изжаришься. Когда стало невмочь, он снял шапку и выбросил. Еще прошел – и снял корзно, и тоже выбросил. А после и оплечье снял – и его под ноги. Еще прошел – и меч достал. Остановился, задумался… И решил так: ножны и пояс выбросил, а меч в руке держал – так и пошел, с мечом. А меч тебе зачем, подумалось. Ведь никого здесь нет, брось меч, Всеслав! Ведь ты один здесь; брось!
Нет, так и не бросил. Шел, спотыкался. Тяжело дышал… Да нет, уже хрипел! Во рту все пересохло, пот застилал глаза. Но чуял: нет, дойду и все увижу, ибо не может того быть, чтобы весь мой долгий путь, все мои муки ни к чему не привели…
И вдруг впереди вспыхнул свет! Всеслав остановился, опустил меч, утер глаза, еще раз присмотрелся…
Свет не исчез. Но ох как он еще далеко, и он только над самой землей, чуть видимый. Но всё равно нужно идти! А ноги не идут! Мрак! Жар! И еще кто-то схватил за плечо и трясёт! И зовёт! Всеслав открыл глаза…
И увидел, что это Борис! И он еще раз, тряся за плечо, повторил:
– Вставай, отец! Пришли они!
Ну и пришли, сердито подумал Всеслав, ну и что? Ещё вон рано как, еще даже не развиднелось! А сам Борис, поди, еще и не ложился. Всеслав закрыл глаза…
– Отец! Вставай!
Опять открыл. Сглотнул слюну… Нет, сушь во рту, дерет. Сказал:
– Воды, Борис.
Борис подал воды. Всеслав пил воду, а Борис его придерживал. После Всеслав опять лег. Лежал, смотрел на сына, приходил в себя. Да, это было вчера, вспомнилось, они приехали… А сон какой!..
Борис опять сказал:
– Пришли они. И мы все ждем. Вставай.
– Сейчас, сейчас… А кто пришел?
– Свияр Ольвегович, Ставр Вьюн, Онисим-староста…
– И он?!
– И он. И Васюк. Братья Кичиги. Зыч.
– Всё заполотские?
– Есть и с Окольного. Но больше заполотские. Купцы.
– Купцы! – Всеслав недобро усмехнулся. – Что говорят?
– Молчат пока. И мы молчим. Все ждем тебя.
– Меня!.. Дай-ка еще.
Борис опять подал кувшин. Всеслав пил короткими, неспешными глотками. Вот, думал, сон какой! Вот там бы так – воды!.. А эти, заполотские… Псы! Оробели! Что им свет, что им тьма! Их свет в их сундуках, а тьма в чужих. Тьфу, нелюди! Всеслав отдал кувшин, сказал:
– Ступай. А я сейчас… Только на стол не накрывайте! За что им честь?!