Жемчуг для невесты

Анастасия заметно похорошела. Окружающие умилялись, видя дочь в прекрасном расположении духа. А отец свято верил, что дочь стала на истинный путь, полюбив своего жениха и тем самым заслужив прощение судьбы за прошлые грехи.

Уильям по-прежнему приходил в гости к Анастасии и пытался найти общие темы для разговора, но беседы не клеились. Он тоже заметил изменения во внешности Анастасии и, однажды, поборов свою стеснительность, поцеловал её в щёку.

Поцелуй был быстрым, спешным, стеснительным, будто мокрым носом ткнулась собака. Была ли в Уильяме пылкость? Возможно. Но Анастасия не могла её разбудить, поскольку сама не питала к жениху никаких чувств. Она сделала вид, что была польщена этим приступом нежности, а юноша, испугавшись собственного порыва, покраснел и стал извиняться за свой опрометчивый поступок, запятнав честь невесты:

– Уильям, прошу, успокойтесь, – ласково, с улыбкой, успокаивала Анастасия.

– О, какой же я подлец! Как я смею после этого считаться джентльменом! – ругал себя Уильям, сгорая от злости и стыда.

– Я совсем не оскорбилась, – продолжала утешать невеста. – Это было неожиданно, но не более того. Никто об этом не узнает.

– О, как вы добры ко мне! – Уильям упал на колени и нежно сжал руки девушки в свои. – Я так счастлив, что вы станете моей женой!

Чем ближе приближалась заветная для Уильяма дата, тем сильнее он светился от счастья и говорил о будущей жизни в качестве мужа и отца. Анастасия же слушала его и представляла в этот момент капитана.

Когда же мысли доходили до поцелуя, голова начинала стремительно кружиться, а щёки предательски гореть.

При каждой встрече с Денни влюблённая девушка нежно гладила изящными длинными пальчиками его загорелую кожу, любовалась его глазами, и в этом было куда больше страсти, нежели в нелепом юношеском поцелуе.

Бывало, что капитан уезжал на несколько дней по важным вопросам, связанным с организацией нового круиза. В эти дни оба сердца терзались муками томительного ожидания.

В это время девушка чахла, словно нежный цветочек в засуху, но стоило Денни вернуться после недолгой разлуки, как силы вновь возвращались к ней, будто само тело подсказывало ей правильный выбор.

Её терзал вопрос о женитьбе с Уильямом, к которому не испытывала никаких чувств, кроме стыда за свои чувства к другому. Что её ждет впереди? Опять вернётся недомогание? И ей запретят рисовать, назвав её увлечение глупой выдумкой? С женихом она чувствовала себя чахнущим деревом, любящим солнце, но которое душат в тени высокие собратья. Была нежность, была забота – но всё это было не то, ведь сердце уже колебалось.

Денни… он совсем другой. И она чувствовала всё, что было запретно и позорно. «Позор». Это слово мелькало всё чаще и чаще в сознании несчастной, разрывающейся между долгом и велением сердца.

Еще несколько лет тому назад её так часто преследовало это слово – и всё из-за любви. И вновь оно вернулось. Но здесь чувствовалось нечто иное, чем в первый раз. Более спокойное. Более уютное. Более ровное. И, в то же время, неспокойное. Всё было так сложно, и, в то же время, всё просто, стоило лишь признаться самой себе, чего желает её сердце больше всего. Однако страх не давал сердцу биться в полную силу, заставляя Анастасию испытывать муки выбора.

С Денни девушка будто излечилась от старых ран. Воскресла, словно феникс, о котором однажды рассказывал капитан. И приняла новую себя.

Но голос сомнения нашептывал это противное слово – «Позор».

Глава 20

Наступил сентябрь.

Когда Анастасия получила цветы флердоранжа и листья папоротника для букета и венка, к ней пришло осознание, что скоро сказка о любви закончится.

Она станет женой. Будет рисовать картины в светлых, бледных тонах, пить микстуры, чахнуть и воспитывать детей.

Когда в середине сентября ей начали осветлять волосы настойкой ромашки, смешанной с лимонным соком, чтобы постепенно подготовить красивый образ невесты к свадьбе, она вновь подумала о замужестве и пришла в смятение, что, возможно, она больше никогда не сможет увидеть Денни.

Она будет уже замужней женщиной. И если сейчас она еще могла посещать лавку, не опасаясь пересудов, то впоследствии ей придется соблюдать ещё больше приличий и встречи станут невозможны.

За две недели до свадьбы, примеряя платье, расшитое жемчугом, девушка разрыдалась.

– Почему ты плачешь? Ты же такая красивая! – удивилась младшая сестра, неловко гладя Анастасию по руке. – Ну не плачь!

– Это нормально, деточка. Все невесты плачут перед свадьбой, – умилялась мать, глядя на старшую дочь. Её глаза наполнились слезами.

– Платье великовато, – угрюмо произнесла Анхель, поправляя складки.

– Ничего, ушьём, – деловито ответила швея. – Девочка похудела. Волнуется.

– Всё хорошо, милая моя, всё хорошо, – повторяла мама. – Если невеста плачет – это к счастью.

– Но ведь она должна плакать в день свадьбы, – возразила Анхель.

– А тут до свадьбы осталось совсем ничего, – махнула рукой женщина.

– Я хочу выйти на свежий воздух. Мне дурно, – прошептала Анастасия, действительно испытав приступ дурноты.