Жемчужный узел

Уверенность в его голосе смягчила Лизаветины сомнения. Она вообще на удивление быстро доверилась Ладу, хотя тот и был малознакомым крестьянским мальчишкой, на уме у которого могло быть всё, что угодно. Краем разума Лизавета понимала это, но, почему-то, ни секунды не задумываясь, вложила свои пальцы в его ладонь.

Лад управлялся с лодкой так, что становилось ясно: преодолевать озеро ему приходится каждый день и не по одному разу. На другом берегу они оказались, по ощущениям, через считанные минуты. Вёсла царапнули дно, и Лад, отложив их в сторону, лихо перепрыгнул через борт прямо в воду. От прыжка разлетелись брызги, несколько капель упали Лизавете на юбку, но она ничего не сказала — странно было осуждать за такую мелочь человека, который столь бескорыстно стремился ей помочь.

Открывшийся Лизавете берег был одновременно похож и не похож на тот, где стояла изба Лада, Инги и Ольги. Здесь тоже был лес — но скудный, поредевший от тесного соседства с людьми. Кувшинок и непроходимых зарослей не оказалось. От воды можно было беспрепятственно добраться до лесной поросли, и дальше, по широкой, протоптанной не на один раз тропе.

Лизавета весь их короткий путь оглядывалась по сторонам и подмечала следы человеческой жизни: там от дерева остался удобно низкий пенёк, там к ветке привязана выцветшая, когда-то красная лента, там кто-то зацепился-таки за колючку и оставил кусок светлой рубахи. Чем ближе они подходили к деревне, тем больше становилось таких примет. Так что Лизавета не удивилась, когда они вышли из леса.

— Добро пожаловать в Караси, — Лад остановился, давая ей насладиться видом.

«Насладиться», впрочем, было не очень подходящим словом. После города Караси выглядели удручающе. В деревне не было привычных Лизавете двухэтажных домов — все сплошь приземистые, вытянувшиеся на длину нескольких комнат. Не было здесь и цветных стен, и красивых фронтонов, даже кружевными наличниками окна украшали не все.

«Не деревня, а коричневое марево», — с тоской подумала Лизавета.

— Нам вон туда, — Лад ткнул пальцем чуть влево.

Там стояло, похоже, самое большое здание в Карасях. Оно тоже было одноэтажным, но длинным, да ещё и с пристройкой — для лошадей. Уже благодаря этому можно было догадаться, что Лизавета смотрит на постоялый двор. Вскоре она смогла в этом убедиться: дошли до дома всего в пару минут.

Лад придержал дверь, пропуская её вперёд — в тёмное, тёплое помещение. Окон не хватало, чтобы в должной мере осветить большой зал, свечи тоже плохо справлялись. Несмотря на ясное утро, внутри царил полумрак, лица гостей едва угадывались, равно как и кушанья в их тарелках. Лизавета невольно подумала, что так и было задумано, чтобы скрыть не самые лучшие блюда.

— Не стой на пороге, — Лад ткнул её промеж лопаток, заставляя сделать несколько шагов вглубь.

На мгновение показалось, что все взгляды прикованы к ней. Стало неуютно: Лизавета не могла рассмотреть выражения лиц, но сразу надумала, что они были неодобрительными, недовольными. Она слышала, что городских в деревнях не очень-то жаловали, и сейчас не могла об этом не вспомнить.

Лад же будто не замечал косых взглядов. Он пронёсся через зал прямо к стойке, за которой стоял дородный, высокий мужчина с бородой, формой напоминавшей топор. Тот как раз наливал что-то в огромную кружку, когда Лад резко затормозил и громко хлопнул по столешнице. Мужчина вздрогнул — напиток расплескался.

— Ты какого… тут творишь?! — не стесняясь в выражениях, возмутился он.

— И тебе не хворать, Добрыня, — совершенно не испугавшись грозного окрика, легкомысленно улыбнулся Лад. — Позволь тебя кое-с-кем познакомить. Лизавета… Лизавета, чего ты там стоишь, иди сюда!

Опомнившись, та быстро подошла ближе.

— Вот, это Лизавета.

— Оч-чень приятно, — она запнулась под суровым взглядом.

— Приятно, — пробормотал в ответ Добрыня, и сразу же перевёл взгляд на Лада. — И чего тебе надо?

— Комнату, — по-прежнему не обращая внимания на явное недовольство собеседника, отвечал тот. — Для вот этой прелестной девы в беде. Она правда попала в очень неприятную ситуацию: очнулась на озере — а ничегошеньки не помнит. Говорит, была с батюшкой на каком-то постоялом дворе, а потом — всё, не память, а дырка от бублика. Как сюда приехала, с кем, где её отец, не имеет ни малейшего понятия.

— Досадно, — только тут Добрыня по-настоящему внимательно посмотрел на Лизавету. Она внутренне съёжилась под его взглядом, но внешне страха не показала — или, по крайней мере, попыталась. — Как, говоришь, звать?

— Лизавета, — уже без запинки откликнулась та. — Очень приятно.

— Добрыня, — он вытер руки о фартук и протянул одну для рукопожатия.

Маленькая ручка Лизаветы в ладони Добрыни почти утонула.

— И что, говоришь, вообще ничего не помнишь?

Она замотала головой.

— Но звать-то тебя как, помнишь, — заметил Добрыня. — А отец кто?

— Купец. Микула Баулин его зовут — может быть, знаете?

— Микула?! — оказалось, что Добрыня тоже может быть очень громким. — Отчего ж не знать! Почитай, с неделю назад от нас уехал, совсем недавно виделись. Так ты ж его дочка, что ли?