Так что желание обособиться в собственном рабочем кабинете мне очень даже понятно. Идеально, если бы еще имелась возможность работать втайне. Нет ничего более ужасного, нежели вопросы в стиле «как продвигается книга?», «как пишется?» (в чем измеряется «писательство» – в количестве страниц или осенивших идей?); «на каком этапе книга?» (на очередном); «добралась ли до половины?» (откуда мне знать, я же не пишу от начала до конца); «идея все та же?» (это с намеком, мол, надо сменить идею); «но книга ведь продвигается?» (особенно жуткий вопрос, когда испытываешь экзистенциальный ужас по мере продвижения книги).
Иногда я думаю, как прекрасно было бы писать целую вечность ту самую первую книгу, о работе над которой никто даже не слыхал.
Мы прятались с моими ночными женщинами в течение нескольких недель на чердаке домика в Вихти, но теперь я пытаюсь взять себя в руки и превратиться в воспитанного чудо-ребенка (ну или стать кем-то, кто не боится выйти на люди). Начинаю выполнять взятые на себя обязательства. Посещаю читательские кружки (на заседании одного из них подают суши, а участники одеты в кимоно). Зачитываю выдержки из книги на устроенном одним читателем празднике хризантем, совершенно роскошном вечернем рауте специально для женщин, посвященном цветам и эстетике. Как и у Мэри, моя задача – пополнить дорожную кассу. Я подсчитываю, что каждая проданная мною книжка равняется одному обеду из маленьких плошек в Киото. (А еще десять изданий в мягкой обложке, проданных через книжный магазин, означает такое же количество дешевых обедов в столовой для одиноких мужчин на склоне горы Йосида, так что тут особо не разбогатеешь.)
После всего этого остаются считаные дни, чтобы приготовиться к поездке: сходить в парикмахерскую, встретиться с друзьями, убраться в квартире. Вдобавок накануне отъезда у меня запланирована фотосессия для статьи в один женский журнал.
Абсурдный день. Журналистка обещала, что на фото я смогу «выглядеть собой», но как бы не так. Утром в фотостудии кроме самого фотографа меня уже ожидали фотограф, ассистент, визажист-парикмахер, стилист и ответственный секретарь журнала – все в полной готовности преобразить меня «от и до». Узрев арсенал стилиста, я впала в ужас. Вешалки заполнены одеждой а-ля бизнесвумен в духе идеологии журнала: дутые зимние куртки, меховые воротники, блузки, прямые брюки, вязаные платья, накидки, туфли на шпильках – словом,
Весь съемочный день я сама не своя. Мы ездим по району Эйранранта в поисках потенциальных мест для съемок. Визажист то и дело подкрашивает мне ресницы и веки, стилист меняет воротники – и все это словно в сериале о супермоделях. Они профессионалы своего дела и работают на высшем уровне, только я не понимаю, что
В какой-то момент я позирую на шпильках, в колготках, блузке, длинной зимней куртке – и совсем без низа. Сентябрьский день, двадцать градусов тепла, пот льет градом. Мы меняем место съемки, стилист забирает у меня куртку и оставляет мне одни колготки, блузку и шпильки. Едем дальше, и на следующей остановке я выхожу из машины в том же одеянии, встаю перед скалой и начинаю вытягивать подбородок. Мимо проезжают автобусы с туристами. Люди смотрят на меня.
На все про все уходит шесть часов работы пяти человек плюс мой рабочий день. По завершении съемок фотограф предлагает поздний обед у киоска с мороженым. Поскольку на мне по-прежнему ничего нет, кроме блузы и колготок, я остаюсь ждать в машине.
Остаток вечера я нахожусь в полной сумятице. Не понимаю, какое отношение эти снимки имеют к статье, где рассказывается о путешествующей писательнице, оставившей постоянный заработок, живущей скромнее скромного, одевающейся в свою же поношенную одежду, изначально предполагавшуюся для продажи в секонд-хенде.