Женский приговор

– А не надо совать свои ценные указания во все места, куда вас не просят! Конечно, нельзя все мерить на деньги, нет! Иначе что ж получится, кто угодно может пролезть и заработать? Какой-нибудь дурачок с улицы, у которого ни мамы, ни папы и который еще тысячу задниц не нацеловал на пути к успеху? А вдруг он мой кусок отберет? О боже, нет!

– Вы передергиваете.

– Да что вы? А вы посмотрите вокруг, возьмите хоть искусство, хоть науку, хоть производство. Допустим, профессор Попов изобрел радио, так сразу ему: а кто ты такой, Попов, чтобы изобретать радио? Тут академики сидят, ничего им в голову не приходит, а тут ты со своей фигней лезешь! Ты, может, лауреат? Или член партии? Нет? Ну так и пошел на хер, без тебя умные люди разберутся.

Пряча улыбку, Ирина отпила глоточек восхитительно вкусного кофе. За это угощение она готова была простить Наташе ее болтливость.

– Вы несете чушь!

– Хотела бы, но нет. Ну вот представьте, вас вдруг посетила гениальная идея. А я – доктор наук, директор института, сын директора института, создал тупую классификацию, которую студенты плачут, а выучить не могут, и придумал марксистско-ленинское обоснование аппендицита. Или я вообще ничего не придумал, но написал пятьсот страниц какого-то бреда, а поскольку женат на дочке академика, то этот мой бред рекомендовали в качестве учебника для всех вузов страны. А я ничего не изобрел, ничей не сын и вообще не женат, но зато член партии с двадцати лет, тесно сотрудничаю с КГБ, разоблачил кучу врагов и вас разоблачу, если не станете меня повышать по карьерной лестнице. Зачем нам ваша идея? Это вас в аспирантуру устраивай, а мы уже место нужным людям обещали, потом ученую степень вам присваивай, а у нас зять до сих пор в кандидатах ходит. Да и вообще… Сейчас мы вас пригреем, а потом вас, не дай бог, еще одна идея посетит, так вы и до академика дорастете и нас от кормушки оттесните. Нет уж, идите-ка вы лесом. А идею, кстати, оставьте. Она потом нам самим в голову придет. У вас она, знаете ли, какая-то вредная, идеологически чуждая, а мы ее в корытце плагиата простирнем, и будет самое то.

– Какие глупости! Вы рассуждаете как обиженный ребенок, которому не дают играть со спичками! Вы хотите, чтобы народные деньги тратились на изучение всяких сомнительных гипотез и утопических проектов и чтобы у нас, как на Западе, порождение больного разума считалось искусством?

Наташа улыбнулась:

– Народные деньги у нас много на что тратятся, но я о другом. На Западе один критерий: а можно ли на этом заработать, и жажда наживы – это более прогрессивная и результативная сила, чем жажда удержаться у корыта. Плохо, когда идеология становится ключом к жизненным благам. Все же богатство должно зависеть только от труда и немножко от удачи, а не от образа мыслей. Как там Маркс говорил: товар – деньги – товар? А у нас идеология – блага – идеология, а товара-то и нету!

Надежда Георгиевна поднялась и, поджав губы, стала надевать каракулевую шубу, больше похожую на шкаф с рукавами. «Наконец-то!» – вздохнула Ирина и тоже хотела встать, но директор школы не удержалась, выпустила парфянскую стрелу:

– Я шокирована, что мне пришлось выслушивать все эти антисоветские гадости, и где? В народном суде! – Надежда Георгиевна развела руками. – Не понимаю, как вам, девушка, доверили роль народного заседателя, с вашими-то взглядами, но того, что судья, которая обязана быть безупречна с точки зрения морали и нравственности, не остановила этот поток клеветы, я тем более не могу понять! Я вижу, что у вас, девушка, душа отравлена западными ценностями, вы мечтаете только о деньгах и успехе и ради этого готовы напропалую чернить нашу действительность. С вами все понятно, но вот ваша, товарищ судья, безучастность для меня просто оскорбительна! Советую вам хорошенько подумать, имеете ли вы право терпеть антисоветские разглагольствования в своем присутствии. – С этими словами директор школы гордо удалилась.

– Атас вообще! – Ирина прижала кончики пальцев к вискам. – Зачем вы, действительно, затеяли этот разговор?

– Простите, но она сказала, что неважно, виноват Мостовой или нет, его все равно надо расстрелять, чтобы другим было неповадно растлевать детские души. Вот я и пыталась как-то переубедить эту мегеру…

– Пока один – ноль в ее пользу, – сухо сказала Ирина, поднимаясь, – спасибо за кофе, очень вкусно.

– Не за что. Вы простите, что не сдержалась и невольно вас подставила, но, ей-богу, накипело! У нас один доктор, знаете, настоящий гений, второй Пирогов, а его прямо за человека не считают!

– Бывает. Но все же не нужно этих провокаций.

Они вышли в опустевший коридор, Ирина достала ключи и секунду помедлила, прежде чем запирать кабинет, вдруг звонок от Валерия раздастся именно сейчас. Но телефон молчал, и они с Наташей пошли к выходу под мерное гудение ламп дневного света.