Жены и дочери

— О да! Мне уже намного лучше. Думаю, что, хоть уже и поздно, ты еще можешь пойти к миссис Гуденаф! Мария проводит, а я буду рада увидеть тебя хорошо одетой. Когда неделю-другую носишь тусклые теплые платья, очень хочется взглянуть на яркий вечерний наряд. Поэтому поторопись, дорогая, и непременно принеси побольше новостей. А то полмесяца я просидела дома и не видела никого, кроме вас с папой. К тому же, это неправильно — лишать молодую леди развлечений.

— О, пожалуйста, мама, не настаивай! Так не хочется никуда идти!

— Я все понимаю, дорогая, но считаю, что с твоей стороны весьма эгоистично не принять жертву, которую я готова принести ради тебя.

— Вот именно: для вас это жертва, — а я вовсе не желаю выходить из дому.

— Замечательно. Разве я сказала, что у тебя нет выбора? Да ради бога, поступай как знаешь.

Некоторое время продолжалось угрюмое молчание, а потом миссис Гибсон томным голосом спросила:

— Может, расскажешь что-нибудь забавное?

Молли выудила из глубин памяти несколько почти забытых простеньких историй, которые ей самой вовсе не казались забавными и, судя по всему, миссис Гибсон тоже оставили равнодушной, потому что вскоре она со вздохом заметила:

— Какая скука! Жаль, что Синтии нет дома.

Молли восприняла замечание как упрек в тупости и предложила:

— Может, написать ей и попросить вернуться?

— Даже не знаю. Хотелось бы многое выяснить. В последнее время ты ничего не слышала о бедном дорогом Осборне Хемли?

Молли помнила требование отца не обсуждать здоровье Осборна, поэтому ничего не ответила, да этого и не потребовалось, так как миссис Гибсон продолжила бессвязно размышлять вслух:

— Видишь ли, если мистер Хендерсон так же внимателен, как весной, а шансы относительно возвращения Роджера туманны… Надо признать, что Африка не просто нездоровая страна, а дикая и во многих частях даже людоедская. Конечно, я чрезвычайно расстроюсь, если с этим молодым человеком что-то случится, хотя он и держится неуклюже. Часто вспоминаю, что читала о ней в книжках по географии, когда ночами не спалось. Так вот: что, если мистер Хендерсон действительно глубоко привязан! Будущее скрыто от нас высшим разумом, иначе я захотела бы туда заглянуть. Если знать, какие события грядут, можно точнее рассчитывать свое поведение в настоящее время. Но в целом думаю, что не стоит тревожить Синтию. Если бы предполагали заранее, могли бы устроить ее возвращение вместе с лордом Камнором и графиней.

— А что, леди Камнор уже в состоянии путешествовать?

— Да, конечно, иначе я не стала бы рассуждать о возможности Синтии вернуться вместе с ними, хотя это было бы очень хорошо: придало бы ей вес в кругу лондонских юристов.

— Значит, леди Камнор поправляется?

— Разумеется. Странно представить, что папа не сказал тебе об этом. Впрочем, он всегда так осторожен в разговорах о пациентах. И правильно. Правильно и деликатно. Даже мне почти ничего не сообщает. Да, едут: граф и графиня, леди Харриет, лорд и леди Коксхейвен, леди Агнес! А я заказала новую зимнюю шляпу и черное атласное пальто.

Глава 49

Молли Гибсон находит поддержку

Леди Камнор действительно до такой степени оправилась после приступа и последующей операции, что доктора позволили перевезти ее в Тауэрс-парк, на свежий воздух. Соответственно все близкие сопровождали графиню с помпой, приличествующей знатной особе, супруге пэра. Существовала высокая вероятность, что семья останется в поместье дольше, чем в последние годы, когда леди Камнор бесконечно ездила в Лондон и обратно поправлять здоровье. В конце концов, нет ничего полезнее, чем жить в старинном фамильном доме. Каждый чувствовал это по-своему, особенно лорд Камнор. Его талант к сплетням и любовь к мелким подробностям быта не находили плодотворной почвы в лондонской спешке, а тем более уничтожались в зародыше во время путешествий на континент, поскольку он плохо говорил по-французски и с трудом воспринимал чужой язык на слух. К тому же граф привык во все вникать: хотел знать, как живут арендаторы, кто, когда и где родился, женился и умер, что на каких полях посадили, — и отличался совершенно фантастической памятью на лица. В то же время лорд был невероятно добродушен и разъезжал на своей ленивой коренастой кобыле в сюртуке с глубокими карманами, полными мелких монеток для детей и пакетиков нюхательного табака для взрослых. Любил он также выпить чашку-другую чаю в гостиной жены и за этим напитком сплетниц мог исправно повторить все, что услышал за день.