Тем временем леди Харриет ехала рядом с отцом, делая вид, что слушает его рассуждения, однако на самом деле пытаясь представить возможные поводы странных встреч Молли Гибсон с мистером Престоном. Случай оказался тем самым, о котором французы говорят: «Подумай об осле, и увидишь его уши». На повороте дороги показался мистер Престон собственной персоной: ехал навстречу на хорошем коне, в безупречном костюме для верховой езды.
Сидя на старой кобыле в поношенном сюртуке, граф жизнерадостно воскликнул:
— Ага! Вот и Престон! Добрый день. Как раз хотел вас спросить насчет пастбища возле фермы Хоум. Джон Брикл хочет его распахать и засеять. Там не больше двух акров.
Пока джентльмены рассуждали о земле, леди Харриет обдумала ситуацию и, как только отец замолчал, заговорила:
— Мистер Престон, позвольте задать вам пару вопросов, а то я в полной растерянности.
— Конечно. Буду счастлив предоставить любую информацию, какой владею.
Но едва эти вежливые слова были произнесены, как сразу вспомнилась угроза Молли рассказать об интриге леди Харриет. Впрочем, письма уже были возвращены, и дело закончилось. Она вышла победительницей, он — побежденным. Не могла же мисс Гибсон оказаться настолько мстительной, что исполнила угрозу.
— Сплетницы Холлингфорда без устали треплют доброе имя дочери мистера Гибсона в связи с вашим именем. Можно ли поздравить вас с помолвкой с этой молодй леди?
— Да кстати, Престон, надо было сделать это сразу! — перебил лорд Камнор в припадке неуместного добродушия, но дочь спокойно возразила:
— Папа, мистер Престон еще не ответил, насколько правдива информация.
Она окинула управляющего строгим взглядом госпожи в ожидании ответа, причем ответа правдивого.
— Я не настолько удачлив, — ответил мистер Престон, стараясь незаметно заставить коня проявить нетерпение.
— В таком случае можно опровергнуть пересуды? — быстро уточнила леди Харриет. — Или есть повод думать, что когда-нибудь это случится? Спрашиваю, потому что подобные слухи, не имея оснований, вредят репутации молодой леди.
— Очевидно, таким способом он держит других соискателей в стороне, — вставил лорд Камнор, чрезвычайно довольный собственной проницательностью, а леди Харриет продолжила:
— А я очень интересуюсь судьбой мисс Гибсон.
По манере ее светлости мистер Престон понял, что, как он выражался, «влип». Вопрос заключался лишь в том, сколько именно ей известно.
— Не питаю намерений или надежды интересоваться мисс Гибсон больше, чем сейчас. Буду рад, если этот прямой ответ избавит вашу светлость от недоразумений.
Он не смог скрыть ноты презрения, сопровождавшей последние слова, причем проявилось оно не только в самой фразе, но и в тоне, и во взгляде. Оно предполагало сомнение в праве леди Харриет задавать подобные вопросы и бросало вызов. Однако эта нота презрения разожгла темперамент пылкой, но скучающей особы: ее светлость не собиралась сдерживаться в общении с тем, кто стоит ниже на социальной лестнице.
— Итак, сэр! Знаете ли вы, какой вред наносите репутации молодой леди, встречая и задерживая долгими разговорами, когда она идет одна, без сопровождения? Даете — вернее, уже дали — повод для неблагоприятных обсуждений.
— Дорогая Харриет, не слишком ли ты спешишь? Что, если мистер Престон имеет конкретные намерения?
— Нет, милорд, намерений в отношении мисс Гибсон у меня нет, хоть она и очень достойная молодая леди, вне всякого сомнения. Леди Харриет поставила меня в такое положение, что приходится признать — хоть это и неприятно, — что, по сути дела, перед вами отвергнутый жених: меня после довольно долгой помолвки отвергла мисс Киркпатрик. Мои беседы с мисс Гибсон никак не назовешь приятными. Это не трудно представить, если скажу, что, на мой взгляд, именно она явилась зачинщицей и, определенно, исполнительницей решительного шага мисс Киркпатрик. Удовлетворено ли ваше любопытство моим унизительным признанием?
— Харриет, дорогая, ты заходишь слишком далеко! Я не имею права вмешиваться в частные дела мистера Престона!
— И я имею не больше права, — призналась леди Харриет с обворожительной улыбкой, которую позволила себе впервые с начала беседы. — С того самого времени, когда несколько лет назад, уверенный в собственной неотразимости, мистер Престон позволил себе тон галантной фамильярности и заговорил с дочерью графа как с равной. Однако он простит меня, надеюсь.
Милостивая манера леди Харриет должна была заставить управляющего почувствовать, что сейчас о нем думают лучше, чем несколько минут назад.
— Дело в том, что досужие языки Холлингфорда обсуждают мою подругу мисс Гибсон в самой неблагоприятной манере, поскольку извлекли предосудительные выводы из того общения, суть которого мистер Престон только что объяснил.
— Думаю, нет необходимости просить леди Харриет считать объяснение сугубо конфиденциальным, — заметил мистер Престон.
— Конечно, конечно! Это каждому ясно! — воскликнул граф и отправился домой, чтобы немедленно поведать жене и леди Коксхейвен, о чем говорила леди Харриет с мистером Престоном, — разумеется, под строжайшим секретом.