Жены и дочери

– А я что-то сказал про плетку или отраву? Вы думаете, я позволю, чтобы имя моей дочери трепали на каждом углу еще и из-за моих опрометчивых поступков? Все эти пересуды стихнут так же, как и возникли. Время докажет, что в них нет ни грана истины.

– Я в этом не уверена, и в этом-то и состоит самое страшное, – сказала мисс Браунинг. – Вы должны действовать, вот только я не знаю как.

– Я пойду домой и спрошу у Молли, что все это значит; только это я пока и сделаю. Какая ерунда! Я прекрасно знаю Молли и убежден, что это ерунда. – Он встал и торопливо зашагал по комнате, время от времени нервно, вымученно посмеиваясь. – Что, интересно, они еще выдумают? «Найдет занятие Сатана бездельным языкам»[90].

– Я вас очень прошу, не поминайте Сатану в этом доме. Мало ли чего можно накликать этакой неосмотрительностью! – взмолилась мисс Браунинг.

Мистер Гибсон продолжал, не замечая ее, – он явно говорил с самим собой:

– Так и подмывает уехать отсюда… Но какие пересуды вызовет столь опрометчивый поступок! – Некоторое время он молчал, засунув руки в карманы, опустив глаза, продолжая свои блуждания. В конце концов он остановился рядом со стулом мисс Браунинг. – Я отвечаю черной неблагодарностью на самоотверженное проявление вашей дружбы. То, что я теперь знаю об этих безобразных сплетнях, вне зависимости от того, правда они или ложь, – безусловное благо; я понимаю, как тяжело вам дался этот разговор, и благодарю вас от всего сердца.

– Мистер Гибсон, будь это ложь, я бы о ней и не заикнулась; слухи стихли бы сами собой.

– И все же это неправда! – упрямо повторил мистер Гибсон, отпуская руку, которую стиснул в изъявление благодарности.

Мисс Браунинг качнула головой.

– Я всегда буду любить Молли в память о ее матери, – сказала она. Для мисс Браунинг, с ее бескомпромиссной благопристойностью, то был нелегкий шаг. Впрочем, отец Молли его не оценил:

– Я бы предпочел, чтобы вы любили ее ради нее самой. Она не совершила ничего постыдного. Я немедленно вернусь домой и установлю истину.

– Не ждите, что бедная девушка, которую уже заставили прибегнуть к обману, добровольно выложит вам всю правду, – изрекла мисс Браунинг в ответ на его последние слова. Хорошо, что ей хватило благоразумия произнести эту фразу уже после того, как мистер Гибсон вышел.

Глава 48

Без вины виноватая

Низко наклонив голову, будто в лицо ему бил сильный ветер, хотя в воздухе не чувствовалось ни дуновения, мистер Гибсон стремительно шагал к дому. Он позвонил у двери, чего обычно никогда не делал. Открыла Мария.

– Ступай, скажи мисс Молли, что ее ждут в столовой. Не говори, кто именно.

В тоне мистера Гибсона было нечто такое, что заставило Марию повиноваться беспрекословно и оставить без ответа удивленный вопрос Молли:

– Меня ждут? Но кто, Мария?

Мистер Гибсон прошел в гостиную и закрыл за собой дверь, чтобы хоть миг побыть в одиночестве. Он подошел к каминной полке, оперся на нее, опустил голову на руки и попытался умерить биение сердца.

Дверь отворилась. Он понял, что это Молли, еще до того, как услышал ее удивленный голос:

– Папа!

– Тсс! – оборвал он, стремительно обернувшись. – Закрой дверь. Подойди ближе.

Она подошла, гадая, что могло произойти. Мысли ее немедленно обратились к семейству Хэмли.

– Что-то с Осборном? – спросила она, задохнувшись. Волнение мешало мистеру Гибсону судить хладнокровно – в противном случае эти три слова немало бы его утешили.

Однако, вместо того чтобы искать утешения в косвенных уликах, он произнес:

– Молли, что я слышу? Что ты тайно сообщаешься с мистером Престоном – видишься с ним в укромных местах, исподтишка обмениваешься с ним письмами?

Несмотря на то что он обещал себе ничему этому не верить, да в душе и действительно не верил, голос его прозвучал строго и сурово, лицо было бледным и угрюмым, а во взгляде, устремленном на Молли, читался настойчивый вопрос. Молли задрожала с ног до головы, однако не уклонилась от его испытующего взгляда. Заговорила она не сразу, но лишь миг ушел у нее на то, чтобы напомнить себе, каковы ее обязательства перед Синтией. Пауза была совсем короткой, однако для того, кто ждал негодующего взрыва отрицаний, она растянулась на долгие минуты. Молли приблизилась, отец схватил ее за руки чуть выше запястий; действие это было безотчетным, но по мере того, как нарастало его нетерпение, его кисти, словно тиски, сжимались все крепче, пока она непроизвольно не вскрикнула от боли. Тогда он разжал ладони; она взглянула на следы, оставшиеся на нежной плоти, и глаза ее наполнились слезами при мысли о том, что он, ее отец, мог так с ней обойтись. В тот момент ей казалось более странным, что он мог причинить своей дочери телесную боль, а не то, что он все же узнал правду – пусть и в преувеличенном виде. Жестом ребенка она протянула к нему руку, но ожидаемой жалости не получила.

– Пф! – сказал он, глянув на покрасневшую кожу. – Это пустяк, пустяк. Ответь мне. Ты… встречалась с этим человеком наедине?

– Да, папа, встречалась. Но в этом не было ничего дурного.

Он опустился на стул.