Жернова. 1918–1953. Двойная жизнь

По всему пути следования колонн неподвижным частоколом торчали милиционеры в белом, в высоких белых же шлемах с большими синими звездами, и красноармейцы — в зеленых, с красными звездами; следили за порядком. Сияли на солнце ярко начищенные латунные пуговицы, ременные пряжки и кирзовые сапоги.

Девушкам пришлось пробираться переулками, петлять и плутать, расспрашивать старушек во дворах, прежде чем они выбрались к Военно-медицинской академии, и вдоль ограды, все время натыкаясь на большие и маленькие колонны, спешащие к центру, выбрались наконец к клинике Виллие.

Глава 13

Дежурный по отделению врач, пожилая усталая женщина, выслушав девушек, — а говорила только Зинаида, — спросила, кем им доводится больной, и Зинаида, ткнув пальцем в Марию, решительно произнесла, будто приговорила: — Она его невеста. А я просто подруга.

Усталые глаза женщины потеплели и в то же время подернулись печалью: — Ничем, милые мои, не могу вас порадовать. У парня двустороннее крупозное воспаление легких на фоне нервного срыва. Делаем, что можем… Впрочем, присутствие невесты, возможно, окажет на него благотворное влияние. Если, разумеется, ваши отношения не стали причиной…

— Нет, нет, что вы! — в страхе, что ее не пустят к Василию, воскликнула Мария, и смотрела на докторшу широко распахнутыми, но ничего не видящими из-за слез глазами. — Я буду за ним ухаживать.

— Ну, хорошо, — согласилась докторша. — Одевайте халаты, пойдемте.

Они шли по длинному коридору мимо столиков, за которыми сидели дежурные медсестры, мимо прогуливающихся больных в серых халатах, повернули раз, другой, в самом конце коридора остановились возле двери, и Мария, вдруг представив умирающего Василия, почувствовала головокружение и тихо стала опускаться на пол, цепляясь ослабевшими руками за Зинаиду.

Зинаида подхватила ее, подбежала сестра, вдвоем они довели Марию до кушетки, уложили…

Что-то сердитое, как казалось Марии, говорила докторша, запахло нашатырным спиртом, защипало глаза, в носу, Мария глубоко вздохнула и попробовала сесть, но ей не позволили.

— Что же это ты, девонька моя? — хлопотала над ней докторша. — Эдак и тебя самою придется госпитализировать… Где же тебе ухаживать за больным-то…

— Я умею, — защищалась Мария слабым голосом, уверенная, что обязана убедить докторшу, иначе для нее, для Марии, все пропало и сама жизнь — тоже. Она вдруг поняла окончательно, что без Василия жить не сможет, что никакой Кондоров его не заменит, что она лучше умрет в этой больнице вместе с Василием, чем вот так вот и… и…

— Я больше так не буду, — прошептала Мария, будто провинившийся ребенок, в то время как докторша то щупала ей пульс, то прикладывала к груди стетоскоп.

— Ну, ладно, — заключила докторша, сунув трубку стетоскопа в карман халата. — Сердечко у тебя как будто в порядке, маленький обморок — это с нами, бабами, случается. Защитная реакция, как считает академик Павлов… Тебя как зовут-то?.. Маня?.. Так вот, Манечка, ты все-таки полежи минут пять, а я пока посмотрю на твоего суженого.

И докторша вместе с молоденькой медсестрой вошла в палату, дверь за ними тихо закрылась, и стало слышно, как тикают на стене над сестринским столом часы-ходики с кукушкой.

— Ну, Манька, ты вообще, — неодобрительно покачала головой Зинаида. — Шли, шли и пришли: нате вам! Ты уж держись: мало ли что! А то он сам больной, да ты еще в обмороки будешь шлепаться… Прямо как в кино.

Мария села и вздохнула: порыв у нее прошел, она чувствовала себя усталой, опустошенной, даже какой-то очень уж старой. От уверенности, которая гнала ее сюда, не осталось и следа. Ей даже расхотелось идти в палату и видеть Ваську: вдруг он так глянет на нее, так глянет, что хоть в омут. Да и что, собственно говоря, она в нем нашла? Парень как парень, таких тысячи.

Открылась дверь палаты, вышла сестра, прошла к своему месту, извлекла из белого шкафчика две марлевых повязки и закрыла ими Зинаиде и Марии рот и нос, после чего внимательно посмотрела на Марию и спросила:

— Ну, как самочувствие?

— Нормально, — тихо ответила Мария.

— Тогда пойдем. Но учти: он в забытьи. Но все равно: вы потише, поаккуратнее, — строго велела она, подвела их к двери палаты, отворила, посторонилась, пропуская девушек вперед.

Палата была большой, на шесть коек, и Мария в растерянности остановилась в дверях, не зная, к какой койке идти. И Зинаида тоже оглядывалась, не находя Василия, пока сестра не указала им на койку у окна в правом углу. На этой койке, к которой Мария подошла с замирающим сердцем, лежал человек, на Ваську Мануйлова совсем не похожий. Только приблизившись вплотную, она разглядела знакомый нос с небольшой горбинкой, широкий лоб, прямой рот и крутой подбородок, темные густые волосы и густые брови вразлет.

Да, это был Васька, но как же он изменился с тех пор, как она видела его последний раз, — с их случайной встречи у проходной завода, — как похудел и постарел!