Жернова. 1918-1953. В шаге от пропасти

— Ты с какой должности к нам прибыл? — спросил Жуков, остановив свой тяжелый взгляд на генерале Власове.

— С должности командующего Тридцать седьмой армии, — ответил Власов, вскинув вверх подбородок.

— И чем прославилась твоя армия?

— Пожалуй, тем, что она от противника не бегала, оборону Киева держала до получения приказа на отступление, — ответил Власов с явным вызовом, не вдаваясь в подробности.

— Не густо, — проскрипел Жуков. — Теперь смотри сюда, — и ткнул целлулоидной линейкой в карту, лежащую на столе. — Твоя армия стоит в затылок Шестнадцатой и Первой Ударной на рубеже Лобня-Сходня-Химки. Твоя задача следующая: по приказу из штаба фронта начать наступление между этими армиями, прорвать фронт и двигаться в направлении Волоколамска. Опорные пункты противника обходить с флангов, лбом стенку не прошибать — для этого ума не надо. Учитывая трудности с боеприпасами вообще, а в период наступления, бездорожья и отсутствия транспорта увеличение этих трудностей, беречь каждый патрон и снаряд. Подробный план наступления у твоего начальника штаба. Главное, чтобы было организованно проведено занятие исходных позиций и не получилась путаница с войсками соседних армий. Это все. Вопросы?

— Только один: когда наступление? Товарищ Сталин сказал мне, что в начале декабря. А точнее?

Вопрос не понравился Жукову. Тем более ссылка на Сталина.

— Желаешь знать день и час? — спросил он, более чем обычно, скрипучим голосом.

— Желаю, товарищ командующий.

— Я тоже хочу знать хотя бы день, — усмехнулся Жуков, продолжая в упор разглядывать генерала. — Надеюсь, что этот день подскажут нам немцы. А большего пока сказать не могу. Желаю успехов.

И Жуков протянул руку, тиснул руку Власова и будто забыл о его существовании, переключившись на текущие дела.

* * *

Жуков Власову не понравился тоже. Более того, он не нравился ему заранее уже потому, что когда-то разгромил японцев, что командовал Киевским особым военным округом, но так и не снизошел до личного знакомства с командующим Четвертым мехкорпусом, что был начальником Генштаба, то есть отвечал наравне с другими за бездарно начатую войну, входил в когорту людей, с которых, придет время, нужно будет спросить со всей беспощадностью. Не понравились Власову тыканье Жукова, будто они с ним старые друзья, безапелляционный и даже пренебрежительный тон обычного выскочки из грязи в князи. Пока слушал, все время хотелось как-то ответить: тоже «тыкнуть», например, но он сдержался, и это вошло в привычку. Однако всякий раз, когда вышестоящий начальник «открывал пасть», внутри что-то поднималось тяжелое и удушливое и долго не опадало, ища выхода. А выход один: нахамить кому-нибудь из своих подчиненных, срывая на них накопившуюся злость. Как это делают другие. Но другие относятся к хамству вышестоящих спокойно, или делают вид, что им наплевать, потому что и сами хамы, а у него все дрожит внутри, и всякий раз он боится сорваться. Хотя срывы случаются: он тоже человек. Да и как не сорваться, когда вокруг дурак на дураке и дураком погоняет?

Все это в нем: и самолюбие, и до крайности обостренное чувство собственного достоинства, и старые обиды, и внутренняя строптивость — все это из детства: в зажиточной, работящей крестьянской семье Власовых, где Андрей был восьмым ребенком, уважительность друг к другу поддерживались отцом с матерью, верой в бога, постоянным трудом. Да и в Нижегородской духовной семинарии, куда он поступил после окончания церковно-приходской школы, поддерживалось чувство братства и взаимоуважения. Но тут грянула революция — и все полетело вверх тормашками: семинарию закрыли, священники оказались неугодными новой власти, власть — неугодной священникам, противоречия между ними чаще всего разрешались антибольшевистскими проповедями со стороны священников и пулей со стороны власти. Между тем учиться надо было все равно, какая бы власть ни утвердилась. И Андрей поступил учиться на агронома. Однако закончить курс не получилось и на этот раз: весной девятнадцатого года его призвали в Красную армию.

Батальонный комиссар приметил смышленого паренька, отправил его на четырехмесячные командирские курсы. После курсов Власов командовал взводом, ротой, воевал против Деникина, Врангеля. За бандами Махно гонялся уже командиром спецотряда. Он привык к армейской жизни, приспособился. Гражданка казалась непредсказуемой, гражданский человек в ту пору ничего не значил, особенно крестьянин, а в армии все-таки надежнее: и кусок хлеба обеспечен, и защита, и жизнь по определенным правилам. Впрочем, это не он сам все разложил по полкам и нашел золотую середину: в двадцать лет не до философии. Помог Андрею определиться старший брат Иван, человек основательный, дотошный, закончивший педагогический институт в Нижнем Новгороде.