Кернесом «историки» интересовались недолго, правда, не по собственной вине: интерес немцев к нему оказался существеннее. Первым контакт с ним установил офицер Орналь. После нескольких бесед он предложил Кернесу написать письмо германскому правительству, что тот охотно и сделал — не впервой. Письмо отправилось к адресату, а Орналь сообщил Кернесу, что в скором времени ему доведется съездить в Берлин к самому начальнику восточного департамента тайной полиции.
Дело продвигалось достаточно успешно, и Кернес решился обратиться к Орналю с собственной просьбой. Оказывается, руководство этого лагеря тоже периодически организовывало проверки пленных, главным образом в целях выявления евреев. Кернес уговорил освободить его от этой неприличной для него процедуры. А вскоре он уже был вместе с Голиковым и еще одним военнопленным в Берлине, на набережной Шлиффена, в доме № 7. Там его ждали беседы с представителем Министерства иностранных дел Стинесом, гауптштурмфю-рером Шмидтом и бывшим командиром дивизии Красной Армии, лидером Русской национал-социалистической партии полковником Викторовым.
Воспоминания
На Викторова его «вывел» Стинес. Зашел разговор о полномочиях Кернеса как представителя советской оппозиции для переговоров с немецким правительством. Стинес заявил, что германские власти намерены иметь дело только с одной Русской национальной партией. И тут же спросил:
— Если ваша партия существует и имеет много сторонников, как вы утверждаете, почему до сих пор среди многих тысяч военнопленных не нашлось ни одного ее члена? Вы ведь первый, кто заявил о существовании национальной организации в СССР.
Кернес такого вопроса ждал давно и был готов ответить:
— Я уверен, что в большой массе военнопленных есть наши люди. Но они не имеют права говорить об организации кому бы то ни было, чтобы не подвергать опасности своих товарищей. А полномочия вести переговоры предоставлены мне.
— Вы утверждаете, что ваша организация разделяет идеи Ленина. А как вы смотрите на интернациональный вопрос?
— Мы думаем, что учение Ленина нуждается в развитии. Вообще же это учение — только вывеска, за которой скрыты идеи национализма.
Стинес довольно продолжительное время осмысливал услышанное. Потом произнес:
— Для нас очевидно, что ваша организация верхушечная, у нее нет глубоких корней внизу. Поэтому вам предстоит скорее всего слиться с Русской национальной партией, которая пользуется поддержкой германского правительства.
— Мне лично плохо известны программные цели, задачи этой партии. Прежде чем ответить согласием, я должен ознакомиться с ними.
Стинес пообещал устроить встречу Кернеса с одним из руководителей РНП. Через несколько дней она состоялась. В комнату вошел худощавый человек среднего роста, лет 40–45. Жесткие волосы тщательно зачесаны назад. Обращал внимание на себя короткий, несколько расплющенный книзу нос. На лбу и у рта — глубокие морщины. «Видно, немало досталось ему в жизни», — подумал Кернес.