Жили-были в Миновском

– Ничего, мам, – успокоила ее девушка, – мы ведь в тылу будем, ты же слышала, окопы, значит, для обороны. Да и не одна еду. – Сама Паша не очень-то верила в свои слова, но очень хотела успокоить маму. – Я побегу, все разузнаю, а ты тут смотри не расстраивайся.

В доме у Сашки Майоровой уже собралось человек 10 – все ровесники Прасковьи. Здесь же находился присланный с разнарядкой человек из Поречья.

– Собрались, – окинул он взглядом притихшую молодежь, – значит, слушайте и запоминайте. Вас направляют в помощь Красной Армии на сооружение оборонительной линии. С собою возьмете лопаты и минимальный запас продуктов. По прибытии на место вас поставят на довольствие. Завтра в 8 утра быть на станции. Поезд отходит в 9. Опоздавшие и не явившиеся будут считаться дезертирами. Все ясно? Вопросы есть?

Вопросов не было. Выехать договорились в 4 утра. Пашкин отец был среди отряженных доставить ребят к месту сбора…

Сентябрьские утренники в средней полосе России не отличаются мягкостью и теплом. На траве тонкая поволока инея – предвестника скорых морозов. Зябко, нужно одеваться теплее, хотя день может оказаться по-летнему жарким.

Отец поднялся раньше всех: запрягать коня, готовить телегу везти меньшую в далекое село.

– Что ведь удумали, – все не мог успокоиться он накануне, – детей отправлять к фронту. Нас бы лучше взяли, так нет ведь, девчонок.

И сейчас, проверяя подпругу, прилаживая хомут, он все вздыхал про себя и вел безмолвный монолог, доказывая кому-то невидимому свою позицию.

На дворе собрались провожающие – с Пашкой в попутчиках отправлялась Саша Майорова и Аня Ефимова.

Устроились, уложили нехитрую поклажу и под материнские слезы и молитвы тронулись в путь.

Телега мерно подпрыгивала и покачивалась на дорожных ухабах, и Пашке было уютно и тепло в душистом сене. Их маленький обоз выехал за околицу. Деревню плотно укутывал туман, из которого, белое и холодное, выплывало солнце. Оно еще наберет силу и разогреет осенний воздух, но сейчас света хватает лишь на то, чтобы зажечь капельки росы на прозрачных паутинках.

Девушка смотрела в широкую спину отца и думала, какой же он у нее сильный и красивый. А еще добрый. Когда началась Первая мировая война, отца забрали на фронт, и он дослужился до нижнего офицерского чина (какого точно, она не вспомнила). Он был справедлив: сам деревенский, жалел своих солдат, таких же простых крестьян. Те, в свою очередь, платили ему преданностью и любовью. Когда в 1918 году власть в полку взяли красные командиры, начались массовые расстрелы офицеров. Потребовали выдать и Василия, но бойцы закрыли его своими спинами и не позволили чинить неправый суд.

Всегда Пашка чувствовала сильную любовь отца к себе. Любил он младшую дочку, жалел ее – самую слабенькую среди детей. Бывало, приезжал из дальней разнарядки и баловал ее гостинцем – сухариком или кусочком сахара.

Станция шумела и гудела: здесь стояли вагоны с эвакуированными, составы с оружием и солдатами. Дежурный показал их вагон и велел не мешкать: скоро отправлялись.

– Береги себя, доченька, – напутствовал Прасковью отец, укладывая ее вещи в углу, – держись рядом со своими, слушай старшего. Там ведь фронт, война рядом.

И снова она попала в телячий вагон. Правда, на этот раз ее окружали знакомые, односельчане: и сверстники, и люди постарше. Поезд был длинный: в нем собрали много народа. Куда точно везут, не знал никто, а сопровождавший их угрюмый военный был молчалив и на расспросы отвечал одно:

– Не положено говорить. На месте узнаете.

Старшие определили, что едут на север, в сторону Ленинграда. Правда, неясно зачем – ведь там, если верить сводкам, уже были немцы, а значит, рыть окопы поздно.

На длинных стоянках, которых оказалось предостаточно, по очереди бегали за водой, чтобы приготовить горячую еду.

Вот и сегодня поезд с раннего утра загнали на запасный путь, и не похоже было, что отправят скоро. В их вагоне по негласному решению главной была тетя Евдокия. Старше всех по возрасту, хваткая, мудрая какой-то простой крестьянской мудростью, она сразу начала присматривать за молодежью.

– Вот что, ребята, давайте-ка за дровами, – обратилась она к скучающим мальчишкам, – а вы, девочки, принесите воды, будем кашу варить.

Пашка и Валька, к которым были обращены последние слова, взяли ведро и отправились искать колодец.

Выстояв небольшую очередь, они оказались у странного сооружения: водонапорной башни с высоким желобом и скользким рычагом, который довольно сложно приводился в движение.

Когда Прасковья привстала на носочки и потянулась к нему, где-то рядом раздался радостный голос:

– Пашка!

– Василий! – она сразу отыскала глазами любимое лицо, – ты откуда здесь?

– Я? Да вот же из этого поезда, – он уже пробрался к ней и теперь стоял совсем рядом и улыбался счастливой белозубой улыбкой. Высокий, сильный, красивый, родной. – Ну-ка, давай качну, – он ухватился за рычаг и что есть мочи потянул вниз. Сильная струя воды ударила о край ведра и с ног до головы окатила Пашку.