Жили-были в Миновском

По перрону бежали, боясь опоздать в странный, собранный из телячьих вагонов с наскоро прилаженными нарами поезд. Кругом суетились растерянные люди: в основном женщины, дети и старики. Они еще не понимали, что станут последними, кому удалось покинуть взятый на долгие месяцы в плотное кольцо Ленинград.

Как на грех уже перед своим вагоном лопнул замок чемодана: по земле разлетелись аккуратно сложенные платья и рубашки. Сестры чуть не плача принялись собирать их, а потом не сговариваясь уселись на злополучный чемодан и застыли, прижавшись друг к другу, как полагалось по старинному обычаю перед дальней дорогой.

В вагоне было душно, темно и необычно тихо. Притихли даже дети, которые всегда и везде находили себе забаву.

Когда состав тронулся, Анна долго шла рядом, а потом, спохватившись, крикнула:

– Я телеграмму дам, чтобы встретили тебя!

Пашка устроилась в уголке и сначала просто стояла, прижавшись к стенке. Ехали по северной дороге, далеко в объезд, чтобы не натолкнуться на противника. Их состав пропускали в последнюю очередь – зеленый свет давали только военным грузам.

На очередной стоянке с верхних нар прямо на многострадальную Пашкину поклажу спрыгнул какой-то бугай явно бандитского вида.

– Ой, дяденька, что же вы, – хотела возмутиться она.

– Молчи, из вагона выброшу, – угрожающе цыкнул «дяденька» и, как ни в чем не бывало, пошел по своим делам.

«Вот наглый, наверняка дезертир, а ведет себя по-хозяйски, да еще и ругается, – подумала девушка, оттащила свой багаж в сторону и уселась на него, – лучше сама примну, чем всякие будут топтать».

Так она и просидела весь долгий путь: не один день, не одну ночь, как в тумане, путая сон с реальностью. Боясь отстать от поезда, быть ограбленной, не увидев ни одного участливого лица.

Их составу повезло: он ни разу не попал под бомбежку или обстрел и пусть медленно, но верно все дальше и дальше увозил людей от войны.

Пашка думала, что никто ее не встретит, и лихорадочно искала способ добраться до дому. Поезд прибывал не в Бежецк, где жило много знакомых, а в Красный Холм. А в пути он был не несколько часов, как обычно, а несколько суток.

Каково же было ее удивление, когда на станции к ней подошел дядя Иван. Этот странноватый, не привыкший много говорить мужчина, несколько дней дожидался ее, встречая все проходящие составы. Только в его телеге, блаженно вытянувшись на пахучем сене, девушка смогла выспаться за все последние тревожные сутки.

В деревне война совсем не ощущалась. И Пашке казалось, что скоро все наладится. Немцев обязательно победят старшие, кому и положено защищать родину.

***

– Папка, вставай, – потихоньку выскользнув из-под теплого одеяла, Пашка будит отца.

– Да ты чего, доченька, – открыв непонимающие со сна глаза, удивляется тот.

– Разве не слышишь, на том конце звонят, бригаду подымают, – отвечает она.

– И то верно, вставай, мать, – легонько теребит Василий жену, – вишь, дочька-то у нас какая, раньше солнышка встает.

Наскоро перехватив хлеба и запив его водичкой, мама, брат Иван и Прасковья отправляются за реку. По росе трава легче ложится под умелой рукой косца. Солнце не палит, и работа спорится. Пьянящий, почти физически ощутимый запах свежескошенной травы превращает труд в радость, в наслаждение собственной силой, молодостью, гармонией с окружающим миром.

Обедать идут на крутой берег Мелечи: хлеб, картошка, огурцы, молоко кажутся необыкновенно вкусными. Родная река медленно катит свои прозрачные воды, низко над ней кружат большие стрекозы, тихий ветерок приятно холодит кожу – и сейчас для Прасковьи это единственно возможная реальность.

Глава 4

Сентябрь 1941

Осенью Пореченская школа, в которой учились дети из окрестных деревень, так и не открылась. Ни у кого не оставалось сомнения, что война продлится долго. Фашистские войска слишком стремительно двигались вглубь страны, а значит, обратно гнать их будет нелегко. Ежедневные сводки только усиливали чувство тревоги и страха. В каждой семье кто-то ушел на фронт. В деревне получили первую похоронку…

Случилось, правда, и несколько необычных событий: из блокадного Ленинграда через линию фронта пришли односельчане, которые не успели в свое время выехать из города. Среди них были и те ребята, с которыми так беспечно и так давно гуляла по ночному Невскому Пашка.

Ранним сентябрьским утром в дом постучала соседская девчонка, по возрасту почти ровесница Прасковьи:

– Тетя Маша, нас на окопы назначили, меня, Анюту Ефимову, Сережку и вашу Пашу. Завтра нужно быть на станции Красный Холм, – по-заученному протараторила она, а увидев за спиной женщины подружку, обратилась к ней, – ты приходи сейчас к нам, там все соберутся, решим, что брать с собой, как добираться.

– Ой, доченька, что же это, куда они тебя, – Мария Ивановна тяжело осела на деревянную лавку, – лучше бы меня взяли, там же война.