Жёлтый император

– Скоро осень, – не знал, как помягче начать разговор с другом Григорий Иванович, – представляешь, Гриша, есть страны, где нет совсем зимы…

Румянцев не дал договорить – крепко схватил друга за локоть и повернул к себе.

– Нет, в календаре, конечно есть зима, а снега … – попытался продолжить рассуждения Чукарин.

– Что с Валей? – задыхаясь от волнения, перебил Румянцев.

– Брось ты, больно, – Чукарин понизил голос, переходя на шёпот. – Да ничего с твоей Валей не случилось. Гриша, брось руку, правда, больно.

– Ты по дружбе пришёл или так? – Румянцев ослабил хватку, испытующе смотря прямо в глаза бывшему другу.

– Друг я, друг, – продолжал шёпотом Чукарин. – Ну, пускай же, по дружбе пришёл. Сам знаешь, мы не справочное бюро, чтобы информацией делиться.

Глаза Гришки смотрели сквозь их многолетнюю дружбу, и Румянцев не мог обмануться – Гришка верный друг. Он с облегчением выдохнул:

– Извини, Гриш. Нервы стали ни к чёрту. Да и от Вали давно нет писем…

– Приедет скоро, – Чукарин смотрел на друга уже глазами начальника комитета.

– Значит, неспроста с утра пораньше поджидал. С ней-то всё в порядке?

– Амурные дела, – сухо ответил Чукарин. – Я не вдавался в подробности, но по сведениям – роман с каким-то иностранцем. Говорят, из ихнего правительства. В общем, жди почётную гостью.

Чукарин махнул рукой, подъехала его служебная машина. Он потянул за ручку и нырнул в тёмный салон.

– Как она? – только и хватило у Румянцева духу спросить.

– По нашей линии всё в порядке. Так, только ориентировка пришла, если появится – доложить и подсобить, если чего ей надо будет. А по вашей, гражданской линии, я не знаю. Если сами не разбазарите, то всё будет в порядке.

Этот разговор не давал покоя Румянцеву, пока дочь не переступила порог родного дома. Сейчас, разговаривая с Валентиной, он ещё раз вспомнил его и вздохнул. Заметив напряжение в лице отца, Валентина Григорьевна взяла его за руку, отвлекая от тревожных мыслей.

– Ты пока осмотрись, а если что поможем. Вот и дядя Гриша обещал помочь, – ввернул Румянцев, проверить реакцию дочери, – он у нас теперь комитет госбезопасности возглавляет. – Но дочь никак себя не показала, и он, успокоившись, продолжил: – Помни… – Григорий Васильевич хотел сказать: «Помни, что ты Румянцева», но осёкся. – Не забывай, что твой отец не последний человек в городе и крае. – И уже весело добавил: – Жить можешь у нас. А нет – дом родительский, пустует. Батя мой всегда говорил: «Дом Валюше останется». Я его отремонтировал, благоустроил. С таким приданным ты у нас первая невеста в Славянске будешь…гм-м, так значит.

Валентина Григорьевна с улыбкой посмотрела на отца. И он покраснел. Им с матерью давно хотелось внуков, но разведка не получилась – он выдал их тайное желание. За этот короткий разговор с дочерью Григорий Васильевич устал сам от себя. Он не знал, как лучше поговорить с дочерью и, совсем добивая себя, добавил: – А хочешь, мы с мамой в дом переедем, а ты сюда, в квартиру. Квартира хорошая, трёхкомнатная, детская есть… – Григорий Васильевич умолк, почувствовав, если он этого не сделает сейчас, то окончательно запутается. «И всё жена – поговори с ней по-отцовски, поговори, – в душе корил супругу Григорий Васильевич».

– Ничего, папа, всё образуется, – заулыбалась дочь. – Ты, только маме ничего не говори. – На том и порешили.

У дочери с отцом появилась общая тайна. Валентина Григорьевна прижалась к отцу, бессознательно выдавая – ей так этого в жизни не хватало.

Мария Яковлевна не знала о причине досрочного возвращения дочери. Она радовалась тому что дочь приехала и, по крайней мере, весь отпуск проведёт дома.

Валентина Григорьевна не собиралась долго нежиться в родительском гостеприимстве. После недельного отдыха она «осмотрелась», выбрав вакансию старшей пионервожатой в школе-интернате. Эта работа её устраивала и тем, что в трёх кварталах от интерната находился дедушкин дом. Ещё одна неделя прошла в хлопотах: устройство на работу, переезд и обживание пустующего уже два года дома.

Незаметно пролетел август. В свои права вступил сентябрь. Наступил учебный год.

В педколлективе Румянцева оказалась самой молодой – ей было двадцать семь лет. Она выделялась открытостью, уверенными манерами. За время отпуска хандра по заграничной жизни успела слететь. Для многих было забавным, что она из столицы приехала работать на периферию, да ещё пионервожатой. Беседа с директором школы-интерната, Денисенко Валентиной Васильевной, не произвела на Румянцеву впечатления. Она односложно отвечала на вопросы директора, не оставляя шансов директрисе, выведать чего-нибудь. Она всё больше слушала и думала о словах отца: «Помни, Валентина, – ты Румянцева, а Румянцевы в нашем городе и крае имеют своё слово!»

Вечером Валентина Григорьевна попросила отца, в качестве шефской помощи, отремонтировать и оборудовать пионерскую комнату и актовый зал. Швейная фабрика числилась в списке шефов интерната, но директор никак не могла допроситься помощи.