Житие Дон Кихота и Санчо

Отважная и поучительная баталия! Полезнейшее назидание! И хотя маэсе Педро, пытаясь вразумить Дон Кихота, кричал, что мавры, которых тот валит с ног, рассекает и убивает, — не настоящие, а фигурки из картона, проку от того не было, ибо Рыцарь, несмотря на то, «продолжал рубить, бить плашмя, наотмашь». И правильно делал, правильнее некуда! Всякие тут маэсе Педро расставляют свои гаерские театрики да еще притязают на то, чтобы их принимали с почтением, поскольку фигурки на сцене картонные, о чем публика уведомлена. И странствующий Рыцарь обязан валить с ног, обезглавливать и калечить этих марионеток, которые, в качестве фикции, приносят больше вреда, чем само заблуждение. Ибо заблуждение, принятое на веру, вызывает большее почтение, чем истина, в которую не верят.

«Послушайте‑ка, сеньор, не ставьте себя в смешное положение, не ополчайтесь на раешные фигурки: мы все здесь посвящены в тайну, игра идет среди своих, никого в обман не вводит, послушайте, все‑то дело лишь в том, чтобы провести время, разыграть то, что разыгрывается, здесь и Карл Великий — не Карл Великий, и Роланд — не Роланд, и дон Гайферос — не тот самый дон Гайферос, здесь никто никого за нос не водит, а просто мы увеселяем и тешим галерку, которая, хотя и притворяется, что принимает комедию на веру, на самом деле в нее не верит; послушайте‑ка, сеньор, не тратьте силы попусту, ополчаясь на картонные фигурки…».

Так вот, отвечу я, именно потому, что фигурки картонные, о чем мы знаем, и нужно обезглавливать их и крошить, ибо нет ничего вредоноснее, чем ложь, которой все попустительствуют. Все мы посвящены в тайну, — тайну, о которой кричат на любом перекрестке; все мы знаем и шепчем друг другу на ухо, что этот самый дон Гайферос вовсе не дон Гайферос и никто никакую Мелисендру не освобождал; а раз так, откуда такое болезненное раздражение, когда кто‑то взберется на самую высокую в городе башню и во весь голос, словно глашатай чистосердечия, выкрикнет сверху то, что все шепчут друг другу на ухо, и тем самым свалит обман с ног, и изувечит его, и снесет ему голову? Надо очистить мир от комедий и гаерства.

А маэсе Педро уже тут как тут, и физиономия у него печальнейшая, и он восклицает: «Горе мне, грешному, вы же губите и изничтожаете все мое достояние!» «Так не живи этим, Хинесильо де Пасамонте, — вот что нам следует ему ответить. — Работай и не раешничай». А в заключение повторим вместе с Дон Кихотом: «Да здравствует странствующее рыцарство превыше всего ныне существующего на свете!» Да здравствует странствующее рыцарство и смерть гаерству!

Смерть гаерству! Пора покончить со всеми раешными представлениями, со всеми узаконенными фикциями. Если Дон Кихот воспринимает комедию всерьез, то смешным он может показаться лишь тем, кто воспринимает серьезность как нечто комическое и делает из жизни театр. А в последнем случае почему бы не включить в представление как составную его часть обезглавливание, калечение и крошение картонных лицедеев? Хорошенькое положение дел: разыгрывают комедию наисерьезнейшим образом в мире, стараются изо всех сил не отступить ни на йоту от правил сценического искусства — и сами жалуются на тех, кто принимает комедию всерьез. Вы, верно, заметили, друзья читатели: нет ничего несноснее, чем требование неукоснительно выполнять все обряды, правила этикета и нормы протокола там, где речь идет о представлении в чистом виде; и выдают себя за церемониймейстеров те как раз, кто всех меньше уважает истинную серьезность жизни. Такие люди, возможно, хорошо знают, когда белый галстук повязывать, а когда черный; до которого часа носить сюртук, а с которого надевать фрак; и как кого титуловать; но вряд ли они знают, где им искать своего Бога и какова будет их участь в последний час. Уж не будем говорить о тех, кто бунтует против этики и жаждет навязать нам тиранию эстетики, заменяя совесть загадочной пустышкой, именуемой хорошим вкусом. Когда подобные доктрины выдвигаются на первый план, людям рабочим следует объявить себя сторонниками безвкусия.