Житие Дон Кихота и Санчо

— О госпожа моих деяний и побуждений, славнейшая и несравненная Дульсинея Тобосская! Если просьбы и мольбы твоего счастливого поклонника могут достигнуть твоего слуха, то заклинаю тебя твоей неслыханной красотой, услышь меня: я прошу тебя об одном — не откажи мне в своей благосклонности и защите в минуту, когда я столь в ней нуждаюсь». Поглядите же, перед тем как отважиться на столь неслыханное деяние, наш Рыцарь сначала возносит молитву Богу, а затем Дульсинее; Богу — вполголоса, Дульсинее — во весь голос. Богу — в первую очередь, да, но тихонько, ибо Ему не нужно, чтобы мы вопили. Он и так нас услышит, ибо слышит даже дыхание нашего безмолвия; но когда мы, люди, взываем к Дульсинее, нам приходится орать что есть мочи, напрягая голос и надсаживая грудь.

И продолжал Дон Кихот: «Я собираюсь ринуться, опуститься и погрузиться в пропасть, открывающуюся здесь передо мной, единственно для того, чтобы всему миру стало известно, что, при твоем ко мне благоволении, нет такого невозможного дела, которого бы я не предпринял и не завершил». Любите Дульсинею, и не будет для вас ничего невозможного, ничто не помешает вам и не воспрепятствует. Вот бездна — ныряйте! Сказав речь, приведенную выше, Рыцарь «приблизился к провалу и убедился, что для спуска в пещеру ему придется проложить себе дорогу к ее входу силой рук и булата, а потому выхватил меч и принялся рубить и срезать кустарник, разросшийся у самого отверстия; испугавшись шума и треска, из пещеры вылетели целые стаи ворон и галок; их было такое множество, и вылетали они с такой быстротой, что свалили Дон Кихота на землю; и будь он столь же суеверным человеком, сколь и добрым католиком, он наверное принял бы это за дурное предзнаменование и отказался бы от мысли забираться в такие места». По этому поводу следует поговорить обстоятельно.

Если ты твердо вознамерился низринуться и погрузиться в расщелину, таящую духовные традиции твоего народа, дабы исследовать ее и внедриться в самые ее недра

, и ради этой цели ты готов вести глубинные раскопки, докапываясь до сокровенных глубин, на тебя налетят громаднейшие вороны и галки, гнездящиеся близ отверстия и укрывающиеся там в зарослях. Для начала тебе придется срубить и срезать сорняки вокруг входа в заколдованную пещеру, вернее сказать, придется расчистить вход, забитый нечистым хламом. То, что традиционалисты именуют традицией, всего лишь ее ошметки и отрепья.¹³⁶ Громаднейшие вороны и галки, охраняющие вход в эту заколдованную расщелину и обосновавшиеся в укромных местечках поблизости, никогда не опускались и не погружались в ее глубины; и тем не менее каркают, осмеливаясь утверждать, что обитают внутри. Традиции, на которые они ссылаются, невзаправдашние; они именуют себя глашатаями народа, что не соответствует истине. Своим навязчивым карканьем они вбили народу в голову, будто он верит в то, во что не верит; и нужно спуститься в глубины пещеры, чтобы вытащить оттуда на свет Божий живую душу народных верований.

Но прежде чем углубиться и погрузиться в пещеру истинных верований и традиций народа — не тех, что составляют веру угольщика,^137 — нужно срубить и срезать сорняки, не пропускающие вас внутрь. Когда вы возьметесь за эту работу, вам скажут, что вы хотите забить вход в пещеру и замуровать ее обитателей; вас начнут честить выродками и отщепенцами и еще похлеще. Не слушайте этого карканья.

И там, в пещере, Дон Кихот насладился видениями, оставившими далеко позади самые чудесные из всех, какие были ^явлены людям; и незачем при этом повторять здесь известную фразу о том, что если кому‑то явился во сне ангел, то это значит всего лишь, что ангел приснился. Предлагаю моему читателю перечитать в главе XXIII части второй рассказ Дон Кихота об удивительных его видениях; и, оценив этот рассказ так, как должно, по усладе и удовольствию, доставленным чтением, пусть скажет он мне потом, не правдоподобнее ли эти видения, чем другие, не менее удивительные, которыми Бог, по рассказам, сподобил рабов своих, грезивших в глубокой заколдованной пещере экстаза. И остается лишь одно, а именно поверить Дон Кихоту, который, будучи человеком, неспособным на ложь, заявил, что все, о чем рассказывал, видел собственными глазами и трогал собственными руками; и этого более чем достаточно. Санчо хотел было отрицать истинность этих видений, особенно когда услышал от своего господина, что тот узнал околдованную Дульсинею в крестьянке, которую сам же Санчо ему и показал, но Дон Кихот отвечал ему рассудительно: «Я тебя хорошо знаю, Санчо, а потому не обращаю внимания на твои слова». И нам тоже не следует обращать внимание на сан- чопансовские речи в тех случаях, когда должно решать, верить в видения или не верить.

Глава XXIV

в которой рассказывается о тысяче разных пустяков, столь же вздорных, сколь и необходимых для правильного понимания этой великой истории