Животные

Гектор и Мария – в бежевых тренчах и темных очках, несмотря на то, что сейчас зима – стоят перед кудрявой женщиной со смуглой кожей, которая украшена золотыми цепочками, подвесками, браслетами и кольцами, словно надела все, что досталось от мамы: наиграно радостным голосом она поздравляет их с новой главной жизни.

Двумя часами позже.

Отец Марии, никогда не снимающий любимую, джинсовую жилетку с кучей карманов, выпивает немного водки и уже в середине ужина блюет в туалете, издавая страшные, нечеловеческие звуки, которые имела удовольствие услышать уборщица.

Часом позже.

Вместе они едут на такси в отель, – вчетвером в одной машине, чтобы все было по-семейному, потому что уж так довелось, что чем теснее и беднее, тем семейнее, – а Мать Марии, сидящая в шубе, рассказывает пошлые анекдоты, пока Михаил Иванович пьет газировку, смотря в усыпанное капельками воды окно.

– Заходит, значит, девушка в бар, – это уже третий по счету анекдот в исполнении Надежды Васильевны. – Красивая такая, вся из себя секси-шмекси. К ней подходит бармен и спрашивает: что-нибудь налить? Она сидит такая, смотрит на него, а потом говорит: слушайте, а можно личный вопрос? Бармен на автомате протирает стол тряпочкой и говорит: ну можно. Девушка смотрит по сторонам, убедившись, что рядом никого нет, и спрашивает: а правда, что у барменов… ну маленькие? Бармен глаза вылупил и не знает что ответить. Ответит, что это вранье, тогда возьмет на себя слишком много, а член может не оправдать ожиданий. Ответит, что это правда, то со стыда сгорит. Если начнет в подробности вдаваться и относительность приплетать, то уж точно она решит, что маленький. Бармен снова водит тряпочкой по столу и громко так, прям даже с ненавистью, говорит: а это правда, что у девушек, которые спрашивают про пенисы… у них большущие волосатые вагины?! И весь такой грудь надул, как будто идеально выкрутился, и прибавил: …и еще сиськи висячие?! Девушка меняется в лице, резко встает, выпрямляет юбочку и обиженно отвечает: кхм… кхм… я вообще-то… про зарплату, – Надежда Васильевна раздается хохотом на заднем сидении между Марией и мужем.

– Маамаа, – тянет Мария.

– У кого что болит, тот о том… ну вы поняли, – бурчит Михаил Иванович.

– Точно! Она ему про зарплату, а тот про стручок свой, – говорит Надежда Васильевна, выдерживая высокую тональность.

– Я про тебя вообще-то, – говорит Михаил Иванович.

– Ой, напился, сиди и не ной.

Двумя часами позже.

Жаркая, воняющая потом и феромонами ночь поглащает тела Гектора и Марии, словно это единственный момент их жизни; эйфория достигает неприличных пределов, из-за которых кажется, что все происходит не по-настоящему.

Десятью часами позже.

Михаил Иванович сидит на стульчике возле столика с детскими принадлежностями для рисования и ждет, пока Надежда Васильевна примерит платье, которое ей хочет подарить Мария.

Двумя днями позже.

Надежда Васильевна во всю улыбается и машет рукой из окна поезда, на котором написано «Санкт-Петербург – Рязань», а Михаил Иванович что-то увлеченно пишет на столике; когда поезд трогается, а мама Марии все еще улыбается и машет, Михаил Иванович с бедным видом прислоняет к стеклу альбомный лист, на котором написано «Спасите».

Месяцем позже.

Мария – теперь уже Берийская – в окружении студентов слушает лектора, который рассказывает о пустотах в архитектуре, которые образуются как бы сами собой и не являются запланированными; а Гектор стоит с паспортом перед накаченным мужичком с близко расположенными глазами и удивительно большим носом: он рассказывает правила посещения боксерского клуба.

Месяцем позже.

Гектор закрывает массивную дверь, а Мария воодушевленно бегает из комнаты в комнату и пропевает: «Мы сделаем все в скан-динав-ском сти-ле! Все будет све-тлым, свобод-ным и практич-ным! – она подбегает к Гектору, складывает ручки ему на правое плечо, пока тот смотрит в окно и тихо добавляет: – Как на тех фотографиях, что мы смотрели, помнишь?»

Неделей позже.

Мария с Гектором сидят в полупустом кафе и едят шоколадный десерт, смотря друг на друга; на улице льет сильный дождь; они ждут, когда дождь закончится, чтобы пойти домой и снова раскидать постельное белье их голыми конечностями и выпуклостями.

Двумя неделями позже.

Мария смотрит по сторонам, убедившись, что вагон метро пуст, и, закусив нижнюю губу, расстегивает широкий ремень Гектора, затем опускает голову и начает качать ей вверх вниз, пока Гектор с наслаждением закрывает глаза и прислоняется затылком к холодному стеклу.

Неделей позже.

Гектор разукрашивает морду толстого мужика, который назвал Марию сексуальной; Мария кричит, чтобы Гектор успокоился и что ничего страшного не произошло, но тот перестает бить только тогда, когда толстяк падает.

Месяцем позже.

– Гектор! Проснись, Гектор! – Мария прыгает возле него.

– Маш, ну дай поспать… чо ты… – он переворачивается на живот, уткнувшись в хрустящую подушку.