Живу как хочу. Принять прошлое и обрести себя в настоящем

Бывает, что человек не может. Я считаю, что пациенты с параноидальной шизофренией — самые честные. Они или слышат голоса из розеток, или нет. И хорошо еще, если голос комментирует. Если голос командует, то наступают хаос и диктатура с тотальным подчинением всему, что не твое, но от чего ты отделить себя не можешь. Это заболевание, и к нему другой подход. Они часто хотят выбраться из Зазеркалья, которое создала их психика как вторую реальность, потому что реальность вокруг слишком опасна для автономности и удовлетворения базовых психических потребностей — привязанности и надежной связи, самобытности, свободы, адекватных границ, креативности и игры.

Модель «хочу / могу» можно переносить на все сферы жизни:

• построение отношений,

• воспитание детей,

• планирование собственной жизни,

• деньги (умение заработать, планирование доходов и расходов),

• самореализацию внутренней природы.

Так, чтобы по-честному сам с собой. Когда над тобой нет того, кому надо отчитаться. Ты или хочешь, или не хочешь. Или можешь, или не можешь. Или крутишь контекст и меняешь условия, или следует провал. И это тоже выбор. Простить себе свой провал тоже надо уметь — или хочешь и прощаешь, или не можешь простить и тут же — вина, стыд, зависть, ревность, жадность, одиночество.

Глава десятая. Утрата, скорбь и горе

Расставания — это часть жизни. И не смотреть в сторону смерти — значит быть закрытым для жизни. Ничто так остро не сталкивает нас с жизнью, как ее конечность. Иногда мы теряем близких и имеем возможность подготовиться к прощанию. Порой у нас нет шансов на разговор.

Мы теряем себя, наши мечты умирают, мы находим себя и прощаемся со старыми ролями и частями себя.

Об этом я хочу поговорить в этой главе. Я поделюсь несколькими примерами и историей из личного опыта, как я проживала горе и как прощалась с близкими мне людьми.

Горе

Я знаю про фазы горя все. Но я не перестану скучать по тебе.

Именно сегодня ты нужен мне больше всего. Но я не могу услышать твой голос.

То, по чему я тоскую больше всего, — это твой смех. Такой искренний и настоящий. Когда ты смеялся — у меня переворачивалось внутри.

Мне не хватает твоего молчания между вопросами. В диалоге. Когда еще не все сказано, но уже все решено в голове. И надо иметь смелость выдержать эту паузу.

Мне не хватает твоего взгляда. Мы могли стать друг для друга кем угодно. А стали проводниками. Ты мне — в жизнь. Я тебе — в смерть.

Прощаться всегда так сложно. И уже пять лет я борюсь с этими волнами. Меня то захлестывает радостью, что ты был, то отбрасывает в отчаяние безвозвратности.

Этот камень в лесу, на котором выбиты твое имя и цифры… Ты прожил за одну жизнь несколько. Даже мы смогли впихнуть в наше столкновение столько интерпретаций.

Это кара и дар в одном. Знать тебя. И знать, что тебя больше нет.

Чувствовать тебя внутри себя и не находить тебя нигде.

Я не встречала никого больше, подобного тебе. А мне говорят люди, знающие тебя, что встречали. И я удивленно спрашиваю: «Да, правда?» И мне отвечают: «Ирина, это ты».

Копия и оригинал в одном. И в этом столько боли.

Без идеализации. Без саможертвенности. Только всепоглощающая и всеобъемлющая любовь. В чистейшем ее проявлении.

Наследство

Мы сидели с Р. в кафе и пили холодный кофе. Я приехала навестить своего друга в больнице перед очередной операцией. У нас уже были свои ритуалы.

— Что сказали врачи?

— Что я на КТ свечусь, как новогодняя елка.

— То есть все плохо?

— Ужасно.

— Прогноз?

— Пять месяцев.

— Ты был у нотариуса?

— Да. Все уладил. Можно уходить.

— Что ты уладил?

— Наследство. Страховки.

— Ты всерьез? При чем тут наследство? Ты оставляешь двух сыновей и жену. Ты с ними поговорил?

— Нет. Я не знаю, что должен им сказать.

— Ты должен внести ясность. Уйти так, чтобы не было ощущения, что вы не обсудили что-то очень важное.

— Ирина, я не знаю, как это сделать.

— Кто еще из семьи остается?

— Три брата. С одним я не общаюсь уже несколько лет.

— Нашел чем гордиться.

— Как есть.

— Ни хрена не как есть. У тебя неделя поговорить со всеми. Отдельно и всем вместе. Ты должен выдержать гнев и разочарование близких, что ты так рано уходишь.

— Откуда ты знаешь?

— От тебя. Я даю тебе сейчас то, что ты несколько лет назад дал мне: вносить ясность и не паниковать.

— Значит, мы поменялись местами?

— Считай, что так. Я просто хочу вернуть тебе то, чему ты меня научил.

— И еще есть неродная сестра. Китаянка.

— У тебя есть неродная сестра?

— Да, родители после войны удочерили, чтобы ее не выперли из страны. Так она стала членом семьи.

— Ясно. Зубы мне не заговаривай. Но с ней тоже надо попрощаться.

— Ирина, мне с тобой тоже надо будет попрощаться?

— В идеале да. Ты сможешь. Я в тебя верю.

— Я не знаю как. Я бы тебя удочерил, но ты была замужем. По закону нельзя.

— Я бы за тебя замуж вышла, но ты женат и старый. Так что нам надо искать что-то поэлегантнее.

— Ты ведь тут, в стране, одна.