В тот день в доме престарелых меня крайне встревожило, что все мы позволили себе быть вытесненными на обочину, быть превращенными в зрителей роботом, который ничего не понимал. Та ситуация бросила тень не на робота, а на нас и на то, как мы смотрим на стариков, когда они пытаются рассказать нам историю своей жизни. В последние десятилетия, когда возникла идея роботов-компаньонов для пожилых людей, упор был сделан на то, захочет ли старик разговаривать с роботом. Сумеет ли робот поддержать эту беседу? Достаточно ли он для этого убедителен?
Но если поразмыслить о жизненной ситуации, которую мы здесь рассматриваем, дело ведь не только в том, что пожилым людям нужно говорить.
Есть столько замечательных вещей, посредством которых роботы могут улучшить жизнь пожилых людей, оказав им помощь в трудной ситуации. Роботы могут помочь старикам (или больным, привязанным к дому людям) почувствовать бо́льшую независимость, доставая для них банки супа или предметы одежды с верхних полок; роботы способны помочь человеку с трясущимися руками приготовить пищу. Роботы помогут неуверенно стоящему на ногах человеку лечь в постель. Они найдут очки, оказавшиеся не в том месте. Одним словом, они способны принести массу пользы. Кто-то скажет, что робот, болтающий с пожилым человеком, – тоже, безусловно, хорошая вещь. Однако в этом случае нам, по-моему, стоит внимательно подумать о сугубо человеческих свойствах беседы и эмоциональной заботы.
Коммуникабельные роботы действуют как объекты, вызывающие воспоминания: объекты, способствующие нашим размышлениям о себе и о своих наиболее значимых ценностях. Мы находимся на территории того четвертого стула, где в центре нашего внимания оказывается природа – наша собственная, а также вторая природа, которую мы создаем. В этом контексте разговор с машинами подталкивает к вопросу: какова ценность взаимодействия, которое не содержит общего жизненного опыта и не вносит никакого вклада в общее хранилище человеческого смысла, а, по сути дела, может его обесценить? На этот вопрос нет готового ответа, но его стоит задать и к нему стоит вернуться.
Непросто заводить разговор такого рода, когда мы относимся к идее роботов-компаньонов всерьез. Едва мы начинаем воспринимать ее как новую норму, это может привести к исчезновению беседы.
Если робот “как будто” действует, то и взаимодействующий с ним человек тоже начинает “как будто” действовать, а это ничем не поможет детям в период их взросления. Взрослым это тоже ничем не поможет, если они стремятся к подлинности.
А если мы говорим, что роботов можно использовать только для того, чтобы помочь пожилым людям в период, когда они пытаются разобраться со своей жизнью, то мы таким образом принижаем этих людей. Уж кому-кому, а старикам нужно давать возможность говорить об их настоящей жизни, наполненной потерями и любовью, – причем говорить именно с теми, кто понимает, что это такое.
Мы способны на такие беседы, но иногда я боюсь, что они могут не состояться вовсе.
Заканчивая работу над этой книгой, я побывала на большой международной встрече, где одна из сессий называлась “Отключиться, чтобы подключиться”. Там психологи, ученые, технические специалисты и представители делового сообщества рассуждали о нашей эмоциональной жизни в цифровой век. Многие согласились с тем, что у молодых людей, выросших в атмосфере эмоционального “отключения”, наблюдается разрыв эмпатии, хотя они постоянно “подключены” к телефонам, играм и соцсетям. Участники встречи были полны энтузиазма по поводу того, какую помощь могут оказать технологии. Теперь для людей, не проявляющих особой эмпатии, будут созданы “эмпатические приложения”, призванные научить их сочувствию и вниманию к другим людям[332]
. Предполагаются компьютерные игры, где награждаться будет сотрудничество, а не насилие.