Жизнь адмирала Нахимова

Как ни плохо палили турки, "Азов" до подхода прочих кораблей дрался один против шести. Из врагов только флагманский трехдечный корабль Тагир-паши был ему равен по вооружению. Но державшиеся кучно четыре двухдечных фрегата вместе составляли могучую батарею. Сотни пудов чугуна выбрасывали их многочисленные орудийные стволы, и только редкие пудовые ядра падали в воду. За двести сажен можно было целить без корректировки.

Пройдясь вновь по кораблю, Лазарев увидел много раненых. В церковную палубу были снесены десятка три убитых и прикрыты с головой окровавленными одеялами. Посмотрев на стонавших, перевязанных лекарем и его помощником, раненых, Лазарев, понял, что будет еще немало смертей, но сосредоточиваться на этом не было времени. Он вернулся к артиллеристам.

Михаил Петрович вышел к средней батарее, которой командовал распаренный и охрипший Бутенев. "Высоко берет", - подумал Лазарев. Но у лейтенанта, поднявшего стволы всей батареи, были свои соображения.

- Огонь! - И ядра накрыли многочисленную прислугу пушек на верхней палубе Тагир-паши. Кто-то у турок истошным призывом пытался навести порядок, и кучки матросов вернулись было заряжать не сбитые еще с лафетов орудия, но люди Бутенева работали много скорее. Раз - очищены каналы орудий, два забиты картузы с порохом и ядра, три... Турки, не помогая, пораженным и упавшим, бегут с палубы вниз. Теперь Бутенев возобновляет удары по корпусу, и стволы опускаются почти горизонтально.

Михаил Петрович возвращается на шканцы.

- Верхний дек хорошо стреляет, - одобряет Гейден. - Сходите к Моллеру, маркиз. Что он, спит?

Траверсе зовет с собой Корнилова. Но мичман ни за что не хочет расставаться с удобным постом для обозрения. И трусливый молодой Траверсе убегает вниз, дивясь желанию юноши быть наверху, в явной опасности.

У нескольких орудий на корабле Тагир-паши перебиты тросы, крепящие станки пушек к борту. Рухнувшая грот-мачта накренила корабль на тыл турецкой линии, и пушки катятся, давя людей. Борт "турка" высоко поднялся, и выстрелы из нижнего дека теперь летят над "Азовом". Лейтенант Моллер, подстегнутый адмиралом, использовал этот рост цели, и его залп довершил беды Тагир-паши. Остается спешное бегство. В то время как на корабле отклепывают якорные цепи и освобожденный, накренившийся корабль, с шатающимся рангоутом, уваливается по течению за вторую линию турецких судов, Тагир-паша прыгает в шлюпку, любой клочок земли сейчас представляется ему спасительной гаванью.

"Это уже победа? Конечно, победа!" - с торжеством смотрит восхищенный мичман Корнилов на ближайший турецкий корвет. На его баке пылает костер. Слепящий огонь вдруг поднимается в высоту, - и, вслед за языками пламени, в воздухе пушки, люди, балки и разные обломки корпусного набора. Странно, гул взрыва не так отдался в ушах, как раздирающие крики горящих и тонущих людей. Нет, победа не так уж красива. Она тускнеет перед ужасом смерти.

Когда Лазарев посылает мичмана на бак в помощь Нахимову, он уже далек от выражений восторга и совершенно понимает озабоченность лейтенанта.

Противники Нахимова - все четыре фрегата.

Баковых пушек "Азова" недостаточно, чтобы с ними справиться. Когда, за поражением Тагир-паши, два фрегата занимают место своего расстрелянного адмирала, огонь против баковых батарей уменьшается, но все еще сильнее ответных залпов "Азова". В лазарет сносят два десятка раненых, и у пушек верхнего дека лежат, разметав руки, уткнув головы в мокрые доски, мертвые канониры. Фок-мачту "Азова" ядра выбили из степса, натянулись удерживающие ее цепи. Две пушки оборвались с брюков. Зажженный фитиль, отброшенный на кучу картузов, взорвал порох, и огонь стал распространяться по палубе. Группа матросов в панике бросилась к фор-люку, несмотря на окрики товарищей.

Напрасно мичман Корнилов, призванный только что командовать одной из батарей, взывает, стыдит и угрожает. Страх перед огнем и ядрами прочно владеет людьми. Но вдруг Корнилов видит, что толпа подается назад и над нею возвышается лейтенант Нахимов. Его фуражка сбилась на затылок, и мокрая длинная прядь волос трепещет на суровой горбинке носа.

- Ура, друзья, победа за нами, добьем турецкие фрегаты, - раздается необычно властный и звонкий голос. Люди остановились в замешательстве. Задние ряды сталкиваются с пробивающимися обратно, и вдруг все, подхватив "ура", разбегаются к орудиям.

Павел Степанович еще подталкивает белого как мел, трясущегося в лихорадке матроса.

- Ты куда, дурень? На корабле ядро всюду найдет.

- Хватай швабру! - кричит он другому. Уже наводя пушки, Корнилов слышит распоряжения Павла Степановича:

- Тащи ведра! Заливай!

Этот возглас разносится на "Азове" все чаще. Везде шипит и испаряется вода, везде тлеет дерево. Облака пара, отходя к борту, оставляют на досках смрадные лужицы.

- Товсь, пли! - командует от грот-мачты Бутенев: у него не нарушалась дисциплина, и он ничего не замечает, кроме действий своих плутонгов.