Жизнь адмирала Нахимова

- Константин, не запаздывайте! Ворочайте орудия на корму крайнего фрегата, - подгоняет старшего Истомина Бутенев, в азарте вскочив на сбитую пушку. Он пытается разглядеть в облаке дыма попадания своих пушек, но вдруг клонится на руки канонира, заливая его своей кровью.

Трудный, очень трудный бой! Однако Лазарев не помышляет об обороне. Ветер отнес к "Гангуту" коричневую тучу дыма, и наблюдатели "Азова" ясно видят "Альбион", сорванный с якорей; англичанина в упор расстреливают линейные корабли турок.

Надо помогать союзнику.

Лазарев распоряжается перенести часть огня нижних деков на эти корабли, и громы "Азова" усиливаются. Два пояса пламени тесно опоясывают корабль, вновь ползет едкий густой дым, и словно наступает ночь, хотя всего четыре часа пополудни.

А турецкие фрегаты продолжают бить по "Азову" ядрами и книппелями. Треснула до нижнего дека грот-мачта, пришлось бросить за борт обломки бизани. Героическая помощь "Азова" союзнику ухудшила его собственное положение.

Все это потому, что Кодрингтоновой диспозицией не предусмотрено создание против наиболее важных пунктов турецкой линии мощных огневых соединений. Презрение к врагу вызывает излишние жертвы.

К счастью, французский линейный корабль "Бреслау" перестал мешкать на рейде. Его капитан выбирает место, где может быть всего полезнее. Он не задумался нарушить директиву флагмана, стал между "Альбионом" и "Азовом" и открыл губительный для турок огонь. Вступление в бой свежей силы спасает "Альбион" и избавляет "Азов" от необходимости рассеивать свои залпы. В то же время "Гангут" потопил турецкий фрегат, стоявший против него, и подходит ближе к "Азову". Он начинает палить по фрегатам, сражающимся против флагмана.

- Ур-ра, "Гангут"! - кричат матросы с Корниловым.

- Ур-ра, "Азов"! - отвечают гангутцы.

И эти клики, напоминая о русской славе в сражениях прошлого столетия, вливают новые силы в моряков.

Перелом начался, и теперь уже ясно, что конец боя близок. Корабли турок горят, и команды бросаются вплавь, стремятся к шлюпкам, спущенным судами второй и третьей линии турок. Но на кораблях соединенных эскадр никто не думает об отдыхе. Обстрелянные артиллеристы палят еще чаще и попадают еще вернее. Еще полчаса, и по всей линии турки рубят якоря, выбрасывают суда на камни. Иные же в отчаянии и ярости зажигают свои корабли.

На верхнем деке "Азова" у грот-мачты после ранения Бутенева распоряжается пальбой пушек Константин Истомин.

- Пли! - срывающимся на дискант голосом командует юноша ив восторге взмахивает фуражкой.

- Братцы! Наддай! Тонет фрегат!

Матросы отвечают хриплым "ура" и вновь закладывают ганшпуги для поворота орудий.

Прошел тот первый час, когда люди замечали опасность и страшились ее. Исступление боя притупило все чувства, возбужденные сначала падением неприятельских ядер, видом убитых и искалеченных тел, стонами раненых и непрерывным гулом канонады.

Близость победы укрепляет и растит общую ярость. Она делает молодых матросов одинаково со стариками ловкими и точными в движениях. Размеренно сгибаются артиллеристы над орудиями, работая банниками и пыжовниками. Их руки размеренно упирают ганшпуги под тяжелые медные и чугунные тела пушек, перебрасывают ядра, картузы и пыжи, дергают штерты.

Еще один фрегат турок, получив широкую пробоину под кормой, круто поднял нос, валится на бок и уходит в воду.

- Ура! - снова кричит Истомин.

И в этот раз "ура" прокатывается по всему кораблю до шканцев, на которых стоит адмирал со штабом. Это не в ответ Истомину. Это потому, что на клотике "Бреслау" появился репетованный сигнал главнокомандующего.

"Отбой"!

Сражение кончилось.

Из всего турецкого флота уцелели один фрегат и два корвета, да шхуны под австрийским флагом, пощаженные союзными кораблями.

Сражение кончилось, но еще долго бурые тучи дыма наплывают на соединенные эскадры. Гигантскими золотыми факелами горят суда, приткнувшись к берегу или беспомощно дрейфуя на воде.

Французы, русские и англичане спускают шлюпки и подбирают плавающих, цепляющихся за обломки врагов. От пушечных залпов ветер упал, и тысячи трупов покоятся на воде, притираясь к бортам шлюпок, задевают весла. В пять тысяч жизней обошлось упорство Ибрагим-паши...

Битва кончилась, служба продолжается. Офицерам должно распорядиться по уборке, поставить людей к помпам для отливания воды, к брандспойтам, чтобы смыть с палуб пороховую копоть и кровь. Надо последить за плотниками и конопатчиками, заделывающими разрушения. Обломки дерева, обрывки тросов летят за борт. Общий аврал!

Павел Степанович все же выкраивает минуту и забегает в лазарет. Запах паленого мяса, удушливый запах крови и гниения шибает в нос, стесняет дыхание. Мгновение растерянно смотрит Нахимов на лекарей: они пилят, зашивают, копаются в рваных ранах. Сделав несколько нерешительных шагов, он спотыкается о ведро, наполненное человеческими обрубками. Еще утром они принадлежали здоровым, молодым людям... И это есть цена победы!..

- Бутенев?

- Жив, жив, Павел Степанович! Ручку отхватили до локтя. По вантам, конечно, лазать не придется...